Анн Голон - Анжелика и король
Она как раз осматривала большую залу, когда вошел Филипп, намеревавшийся взять украшения, которые хранились в одном из многочисленных ящиков бюро.
— Филипп, я очень встревожена. Меня просто угнетает мысль о том, что придется принимать здесь гостей. Я ничего не имею против ваших предков, но, пожалуй, трудно отыскать более старомодный дом, чем ваш.
— Вы недовольны комнатами?
— Нет, они превосходны.
— Их перестройка стоила мне кучу денег. Мне пришлось продать лошадей.
— И это вы сделали для меня?
— Не дразните меня, — сказал Филипп. — Ваше неотразимое очарование уже влечет меня к вам, и я чувствую себя, как кролик перед удавом.
Она рассмеялась и положила голову на плечо Филиппа. Он испытывал неодолимое желание поцеловать ее, но не сделал этого. Он обнял ее за талию, дыхание его стало прерывистым.
— Для вас труднее всего переносить мое безразличное отношение к вам? Не так ли? У меня создалось такое впечатление, что наши встречи вызывали у вас отвращение ко мне, если не ненависть.
Анжелика опять засмеялась. Вдруг она почувствовала, как жадные руки Филиппа потянулись к ее груди. Он выругался, но она снова рассмеялась в ответ. Наклонившись, он впился поцелуем в ее шею.
— Вы прекрасны… самая совершенная женщина, — шептал он. — А я просто грубый солдафон.
— Филипп! — она в изумлении посмотрела на него. — Вы не правы. Злой, жестокий, бесчеловечный — да, но вовсе не грубый. Тут я никогда не соглашусь с вами. К несчастью, вы не дали мне возможности узнать вас хоть немного как любовника, которым вы можете быть.
— Другие женщины осуждали меня за это же. Быть может, я просто дурачил их. Женщинам кажется, что мужчина с внешностью Аполлона способен на сверхъестественное…
Анжелика смеялась все громче. Только что они ссорились, и вот уже пальцы Филиппа ищут застежку ее корсажа.
— Осторожнее, Филипп, ради всего святого. Вы порвете ее, а ее алмазная отделка обошлась мне в двести тысяч экю. Можно подумать, что вам не приходилось раздевать женщин.
— Глупая предосторожность! Ведь все, что нужно, — это просто задрать юбку.
Она прижала палец к его губам.
— Не будьте грубым, Филипп. Вы ничего не понимаете в любви и не знаете, каким бывает наслаждение.
— Так научите меня. Покажите, что делает женщина, когда в любовники ей достается мужчина, прекрасный, как бог!
В его голосе звучала горечь.
Она повисла у него на шее. Ноги ее подкашивались. Он осторожно положил ее прямо на пушистый ворс теплого ковра.
— Филипп… Филипп, — бормотала она, — неужели вы полагаете, что это подходящее место для такого урока?
— А почему бы и нет?
— Прямо на ковре?
— Да, на ковре. Солдатом я был, солдатом и останусь. Если я не могу обладать собственной женой в собственном доме, то на что же я тогда вообще способен?
— А если кто-нибудь войдет?
— Ну и что?! Я хочу вас! Я чувствую, что вы готовы принять меня. Ваши глаза блестят, как звезды, ваши губы влажны…
Он видел, как ее лицо осветилось внезапной радостью.
— Теперь, моя маленькая кузина, мы будем играть в более интересную игру, чем в ранней юности.
Анжелика издала стон, отдаваясь на милость победителя. Она была не в состоянии сопротивляться зову плоти. Напротив, она только приветствовала его.
— Не спешите, любовь моя… — шептала она. — Дайте время прийти в себя!
Он страстно обнял ее и как будто впервые осознал, что перед ним находится женщина. Она медленно закрыла глаза, отдаваясь своей любовной мечте. Неповиновение, которое он так часто видел на ее искривленном рте, куда-то спряталось. Губы ее полуоткрылись, дыхание участилось. Они уже не были врагами. Он нежно изучал ее, и его охватила дрожь открытия, ибо он понял, что оно ведет к еще непознанным тайнам.
Восхищение и надежда ширились в нем по мере того, как чувственность ее возрастала. Приближался миг их перехода в мир наслаждений.
Его мужское достоинство возрастало и укреплялось в нем по мере того, как он шел к цели, которая и не думала уходить от него. Он думал о том, как она унижала его прежде, и что он никогда и никого не ненавидел больше, чем ее. Но теперь он смотрел на нее, и сердце его билось с новой силой. Где же теперь та молодая женщина, что бросила ему когда-то вызов?
Но тут он вдруг почувствовал, что она уходит от него подобно раненому зверю, взывая к его милосердию.
Долгая дрожь пронзила Анжелику, и она поняла, что приближается момент, когда он станет ее властелином.
Каждая секунда этой любовной игры радовала его все больше и больше, подогревая в нем чувство победы, которое он прежде не ощущал. Он победил в сражении с достойным противником и на сей раз получил приз, который ускользал от него раньше. Больше он не будет уступать ей.
Ее тело выгнулось в его объятиях, как тугой лук. Она отдалась ему, и он чувствовал тайный ответ ее плоти, которую сам разбудил и упивался теперь ее великолепием. Он понял, что это то, чего он ждал всю жизнь, — сознание того, что влечение его плоти будет удовлетворено ею.
Она вернула его к жизни страстным стоном:
— Филипп!
Он склонился к ней, спрятав лицо у нее на груди. Реальность возвращалась в суровую меблировку комнаты по мере того, как Анжелика переходила из потустороннего мира любви в действительность. Миг ее отсутствия в реальном мире был краток. Она не смела верить, что пережила восторг и страсть, которые довели ее почти до слез.
— Филипп!
Он поднял голову, на лице у него блуждала загадочная улыбка. Нет, Анжелика не ошиблась — нежность была на его устах. Она провела пальцем по его усам, на которых блестели маленькие капельки пота.
— Мой старший кузен.
И, конечно, произошло то, что и должно было произойти, — вошли неожиданные посетители — Лувуа и его отец, сварливый старец Мишель де Телье. Старик скривился в насмешливой улыбке, Лувуа покраснел. И оба в смущении удалились.
***А на следующий день Лувуа разнес новость по всему двору:
— Среди бела дня! Со своим собственным мужем!
Как могли поклонники и обожатели прекрасной маркизы вынести такое оскорбление? Муж! Любовь в своем хозяйстве!
А возмущенная до крайности мадам де Шуази повторяла:
— Среди бела дня… среди бела дня…
Эта тема обсуждалась и в присутствии короля.
— Но король совсем не так уж весело смеялся, — говорил Пегилен.
И это было не единственным, что вызывало тайную досаду короля.
— Его задевает все, что связано с вами, — сказала мадам де Совиньи Анжелике. — Ему доставило удовольствие помирить вас с вашим невыносимым мужем, но совсем не обязательно так рьяно доказывать свою верность муженьку.
— Берегитесь Братства Святого Причастия, моя дорогая, — сказала с лукавой усмешкой Атенаис, — они не жалуют такие поступки.
