Барбара Картленд - Любовь контрабандиста
— О, пожалуйста, мисс Ракли, не сердитесь так на моего бедного Джулиена! — воскликнула герцогиня, но, прежде чем она смогла добавить что-либо еще, дверь отворилась и доложили о Хьюго.
Если герцогиня уже успела убедиться, что Леона оказалась совсем не такой, какой она себе ее представляла, то, едва увидев Хьюго, она окончательно пришла к выводу, что, хотя их визит и выходил за рамки обычных условностей, перед нею были двое незаурядных молодых людей, которые, несомненно, являлись в полной мере леди и джентльменом.
Леона ощутила невольный прилив гордости, когда Хьюго проследовал через гостиную непринужденной походкой, свидетельствовавшей о том, что он чувствовал себя в Клантонбери как дома. Он поклонился с грацией, которая не могла не быть оценена лордом Чардом, и объявил герцогине, с выражением нескрываемого восхищения в глазах, что он является ее самым преданным слугой.
— Ваша милость, безусловно, найдет во мне самого верного из своих поклонников, — добавил он. — Когда я увидел вас на балу у Ольнека, вы были столь прекрасны в ослепительном блеске бриллиантов, что даже сияние свечей и люстр померкло перед вашим сиянием.
— Сэр Хьюго, вы мне явно льстите, — упрекнула его герцогиня с улыбкой, но Леона не могла не заметить, что комплимент был принят с удовольствием, так как она продолжала:
— Я счастлива приветствовать вас и вашу сестру в Клантонбери. Джулиен говорил мне, что вы живете совсем недалеко отсюда, и, так как мы соседи, нам следовало бы познакомиться раньше, хотя, если я правильно поняла, вас долгое время не было дома.
— Разумеется, ведь он тогда был со мною во Франции, — вставил лорд Чард. — Один из моих самых надежных офицеров, Харриэт. Если не ошибаюсь, я рассказывал вам о его подвигах в некоторых из своих писем.
— Если только, по-вашему, я могу их вспомнить, — отпарировала герцогиня. — Ваши письма обычно были ужасно скучными — сплошные описания сражений, маневров и бесконечные нападки на французов, которых я всегда считала одной из самых культурных наций, по-настоящему знающей толк в хорошей еде.
Лорд Чард рассмеялся:
— Харриэт, вы просто невозможны! Я уверен, что вы согласились бы пообедать даже с самим Наполеоном в канун Ватерлоо, если бы он пообещал вам приличное угощение.
— Почему бы и нет? — лукавым тоном осведомилась герцогиня. — Все эти мужские стычки и потасовки до крайности утомительны. Клянусь вам, я уже давно потеряла им счет.
Она говорила словно легкомысленная школьница, но глаза ее блестели, и Леона сразу догадалась, что ей доставляло удовольствие поддразнивать своего серьезного и сдержанного по натуре брата. Это позволяло ей увидеть лорда Чарда в ином свете, но, прежде чем она успела последовать дальше за ходом своих мыслей, герцогиня обернулась к ней, мгновенно меняя предмет разговора.
— Пойдемте, мисс Ракли, я провожу вас наверх, в вашу комнату, — сказала она. — Мы тихо поболтаем там, где эти несносные мужчины не смогут нас услышать.
Предоставим им порассуждать всем вместе с высокопарным видом о «старых добрых временах». Я убеждена, что разговор на эту тему будет тянуться до самого вечера. Но у нас с вами сейчас есть более важные заботы.
— Крайне несправедливо со стороны вашей милости лишать нас своего общества, — заметил Хьюго, но герцогиня только рассмеялась в ответ.
— Если будете хорошо себя вести, увидите нас за обедом, — заявила она. — И как только появится мой муж, начинайте вашу беседу о лошадях не откладывая, потому что я не потерплю подобных разговоров за едой, когда все ваше внимание по праву должно принадлежать мисс Ракли и мне.
— Для нас было бы немыслимо сосредоточиться на чем-либо другом, — галантно ответил Хьюго, и герцогиня снова рассмеялась и вышла из комнаты, увлекая за собой Леону.
— Как красив ваш брат и какой дипломат! — воскликнула она, когда они поднимались вверх по лестнице.
— Хьюго недавно побывал в Лондоне, там он и перенял все эти любезности, — последовал ответ.
— А вы никогда не посещали Лондон? — осведомилась герцогиня.
Леона покачала головой:
— Нет, я безвыездно живу в замке. Меня слишком многое удерживает здесь.
— Но это же никуда не годится, — обратилась к ней герцогиня. — Ручаюсь, вы имели бы огромный успех в Сент-Джеймсе. Я не поверила Джулиену, когда он сказал мне, что привез сюда красавицу, но его определение кажется слишком скромным в сравнении с действительностью.
— Я благодарна вашей милости за столь лестное мнение, — отозвалась Леона, — но уверяю вас, что моя внешность, какой бы она ни была, играет очень незначительную роль в моей повседневной жизни.
Это была не правда, и она сознавала это. Если бы не ее внешность, вряд ли Лью Куэйл стал бы преследовать ее, донимать угрозами, заставляя бояться возвращения в собственный дом. Она невольно встрепенулась при мысли, что в будущем каждый звук шагов на лестнице, каждый скрип половиц в коридоре будет напоминать ей о нем. Девушка не могла чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока он держал в руках ключ от потайного хода под замком.
— Вы дрожите! — воскликнула герцогиня. — Я всегда говорила, что даже в июне в этом доме прохладно, как в открытом море. Будем надеяться, что ваша спальня окажется достаточно теплой. Если бы мы знали заранее о вашем приезде, огонь в камине был бы разожжен еще вчера. Это единственный способ нагреть огромные залы до нужной температуры.
С этими словами она открыла дверь и провела ее в комнату, которая на самом деле оказалась такой большой, что в первое мгновение Леона не могла поверить, что в этой спальне ей и предстояло ночевать. Затем она заметила свои собственные убогие пожитки, уже распакованные и сложенные на массивном мраморном, с позолотой и резьбой туалетном столике, белое батистовое платье, свисавшее жалкими складками со спинки большого, обитого бархатом кресла рядом с камином, и потертые комнатные туфли, лежавшие на подножке высокой кровати с пологом на четырех столбиках, увенчанной страусовыми перьями, слегка касавшимися расписного потолка.
— Ах да, я только что вспомнила, — прервала молчание герцогиня, оглядываясь вокруг, глаза ее задержались на мгновение на батистовом платье. — Джулиен сказал мне, что у вас не было времени взять с собою достаточно одежды. Если вы позволите, я буду только рада предоставить в ваше распоряжение мои платья.
— Я очень признательна вам за заботу, ваша милость, — ответила Леона тихо, — но я вполне удовлетворена своим собственным гардеробом, каким бы он ни был.
Герцогиня окинула ее пристальным взглядом, потом спросила неожиданно:
— Но что вас так обидело? Почему вы решили, что не можете принять от меня этой услуги?