Анна Делайл - Если любишь
Табита пришла в замешательство. Ее очень удивило, что супруги Морвелл окантовали ее скромные акварели, которые она многие годы им посылала, и развесили по всему дому. Но еще больше ее удивило то, что кто-то счел возможным организовать выставку ее работ. Она хорошо помнила, что ее старая гувернантка, миссис Пламридж, высоко ценила ее талант и всячески поощряла ее увлечение живописью. Но Табита почему-то думала, что похвалы старой девы объяснялись скорее ее душевной добротой и были далеки от истины. Однако теперь какой-то неизвестный ей господин, несомненно, знаток своего дела, выразил желание выставить ее ученические рисунки на всеобщее обозрение.
Поразмыслив, Табита захватила с собой письмо миссис Морвелл и пошла к Люси. Утро только начиналось, и хотя Люси не только не оделась, но и скорее всего еще нежилась в постели, Табита знала, что Пирс, ее муж, уже уехал и они смогут спокойно поговорить. Табита постучала. Дверь приоткрылась, и из нее выглянула Люси в накинутом на плечи капоте, с распущенными волосами.
– Табби! Ты? – с удивлением воскликнула она, увидев подругу. – Что случилось? Почему ты поднялась в такую рань?
– Я поднялась совсем недавно, – ответила Та-бита. – Спустилась вниз позавтракать и обнаружила это письмо, оно лежало возле моей чашки. Можно войти?
Люси шагнула в сторону, пропуская Табиту и не отрывая глаз от письма в ее руке.
– Входи, пожалуйста. Послание от очередного поклонника?
– В некотором роде да.
Люси видела, что Табите не терпится поделиться новостью, и не мудрствуя лукаво растянулась на неприбранной кровати, предложив Табите последовать ее примеру.
– Помнишь, я тебе рассказывала о преподобном Морвелле и его супруге? – начала Табита. – Ну, про супружескую пару, которая какое-то время заботилась обо мне сразу после смерти папы и мамы?
– Так это письмо от них?
Табита кивнула и тут же заулыбалась, увидев разочарование на лице Люси.
– А я-то думала, ты получила любовное послание, еще одно предложение руки и сердца…
– Ну что же, это и есть предложение, – ответила Табита, протягивая ей письмо.
Люси прочла, подняла глаза на Табиту и воскликнула:
– Какая же ты умница! Я всегда знала, что у тебя прекрасные рисунки, моя мазня не идет с ними ни в какое сравнение. Но никогда не думала, что…
– Так и я никогда не думала! Знаешь, никак не могу отделаться от мысли, что, может быть, он просто-напросто ошибся, или плохо разбирается в живописи, или миссис Морвелл не так его поняла…
Но Люси уже слушала ее краем уха. На ее миловидное лицо легла тень глубокой задумчивости.
– Профессиональный художник, – медленно проговорила она после продолжительного молчания. – А что особенного?
– Господи, Люси, я понятия не имею! Это все так беспокойно и в то же время приятно, но мне вовсе не хочется ходить по выставкам и выслушивать, как ругают мои картины.
– Табби, ты всегда себя недооцениваешь! – заулыбалась Люси. – Ведь их критика бывает очень полезна. Впрочем, их могут не критиковать, а хвалить, даже восторгаться ими. Я знаю многих дам, которые любят рисовать, но ни разу не слышала, чтобы кому-нибудь из них удалось продать хоть одну из своих работ. И еще я боюсь, как бы мама не сочла все это непристойным для леди.
Девушки задумались. Первой нарушила молчание Табита:
– Может быть, мне взять псевдоним, чтобы никто не узнал, кто я на самом деле?
– Пожалуй, это идея, – кивнула Люси и, соскочив с постели, устремилась к своему гардеробу. Выбрала платье и обратилась к Табите: – Сегодня же напиши этому мистеру Бизли, – решительно заявила она, оправляя нижнюю юбку. – И еще напиши в пансион, откажись от места, на которое так поспешно и необдуманно согласилась.
– Этого я делать не буду.
Люси перестала завязывать ленты на нижней юбке и сердито воззрилась на несговорчивую подругу.
– Неужели ты собираешься дни напролет тянуть лямку школьной учительницы, вместо того чтобы легко зарабатывать на жизнь продажей картин?
– Я смогу заниматься и тем и другим, – объяснила Табита. – В пансионе у меня будет своя комната, и я найду время для занятий живописью.
– То, что ты задумала, мне не очень нравится, – вздохнула Люси. Она надела платье с очень глубоким вырезом и, чтобы скрыть его, набросила на плечи фишю из тонкого кружева и заправила его за корсаж. – Не поможешь мне застегнуться?
Табита исполнила просьбу Люси и сказала:
– Не будем спорить, Люси. Мистеру Бизли я напишу, а о пансионе мне не хотелось бы говорить. Давай лучше сходим в парк погуляем, погода отличная.
– Пойдем, – улыбнулась Люси. – На тебя невозможно долго сердиться! Но порой мне ужасно хочется схватить тебя и хорошенько потрясти.
– Должно быть, это у вас семейное.
Люси рассмеялась, и, взявшись за руки, девушки вышли из комнаты.
Уже больше недели Табита гостила у Люси и Пирса. За это время они еще больше сдружились. Вместе осматривали достопримечательности. Побывали в соборе Святого Павла, в большом ботаническом саду Кью-Гарденз, в Британском музее, где находилась коллекция античных скульптур из Парфенона, привезенная лордом Элджином. Люси относилась к подруге в высшей степени заботливо. Доминик несколько раз просился в гости, но сестра не разрешила ему приходить.
О том, что Люси ему говорила, Табита не имела ни малейшего представления и, хотя обещала подруге во всем полагаться на нее, с каждым днем все сильнее тосковала по Доминику.
И однажды утром она наконец увидела знакомую фигуру. Доминик ехал на своем гнедом жеребце по парку, куда они с Люси приехали погулять. Скрыть свою радость Табита была не в силах.
– Люси, остановись, пожалуйста! – взмолилась девушка.
Люси, которую муж недавно научил править двуколкой, заколебалась, напряженно сжимая поводья. Однако, увидев счастливое лицо Табиты, все же остановила экипаж.
– Ладно, – сказала она. – Только недолго. Пирс сказал, что лошади не должны застаиваться.
Доминик, заметив девушек, подскакал к ним и так резко натянул поводья, что конь его остановился как вкопанный рядом с двуколкой. Он не сводил глаз с Табиты. В лучах раннего утреннего солнца она выглядела умопомрачительно красивой, только осунулась немного. Или это ему показалось, потому что на ней было темное платье? Девушка ему улыбалась. Доминик взял ее затянутую в перчатку руку, поднес к губам и нежно поцеловал.
– Я так расстроился, когда узнал о твоем нездоровье. Сейчас тебе получше?
Наградой ему был румянец, заливший ей щеки, и почему-то виноватый взгляд ее милых глаз.
– Я чувствую себя превосходно, спасибо, – ответила она немного натянуто и осторожно, но решительно высвободила свою ладонь из его руки.
