Барбара Картленд - Сердцу не прикажешь
Джасмин Френч была одного с ним роста, говорила тихим голосом, но речь ее была четкой и ясной, и каждое слово было подобно удару молотка. Он знал, что она говорит правду.
Но Джасмин, кажется, решила, что этого ему мало.
— Вы неблагодарны, — продолжала она. — А это, я считаю, самый страшный грех, какой может совершить человек. Вы ни словом не выразили свою благодарность судьбе за то, что она дала вам возможность встретить Элизабет, за то, что вы узнали ее, за минуты несказанной радости, которые были вам подарены и которых никто и никогда не сможет у вас отнять.
Подобно всем людям, вы готовы плакать, когда вам больно, молить судьбу, когда вам чего-то хочется, и ждать счастья, как чего-то положенного вам по праву.
А если дела идут плохо, пусть даже кратковременно, вы ругаете жизнь, впадаете в отчаяние и готовы совершить любой вид морального самоубийства.
Вам не приходит в голову благодарить Господа за милости, которые он вам даровал, за то, что он, по вашему же собственному признанию, дал вам счастье встретить и полюбить святую.
— Вы слишком беспощадны ко мне, — растерявшись, пробормотал Малколм.
Но, протестуя, он не обижался на нелестные слова Джасмин, которые не требовали ни ответа, ни опровержения. Малколм знал, что Джасмин Френч сказала правду.
Он чувствовал себя нагим и пристыженным. Остатки гордости, которой он до сих пор пытался отгородиться от внешнего мира, были безжалостно сорваны, как ненужное тряпье. Но прежде чем он осознал это и прежде чем наступившая пауза вызвала чувство неловкости между ними, Джасмин пожелала ему доброй ночи и ушла, так же неожиданно, как и появилась.
Малколм снова был один. В потухающем камине тлели угли.
— Самый страшный грех, — неожиданно вслух повторил Малколм.
Джасмин Френч уехала. Малколм провожал ее до самого Лондона.
В густой толпе на платформе они пожали друг другу руки, и Джасмин тут же последовала за носильщиком, подхватившим ее вещи. Она выглядела значительной и уверенной в своем хорошо сшитом дорожном костюме.
Джасмин поблагодарила Малколма за дни, проведенные в Грейлинге, и он понял, что пребывание в поместье ей понравилось.
Еще Малколм понял, что с сожалением прощается с ней.
Несмотря на ее нелицеприятную критику и свою неожиданную исповедь перед ней, которые, перейди они определенные рамки, легко могли бы оставить у него чувство досады или неприязни, он, напротив, вынужден был признать, что испытывает к ней исключительно дружеские чувства и восхищается ею.
На следующее утро, встретившись с ней за завтраком, он ничуть не был смущен.
В Джасмин было что-то разумное и надежное, так что всякая неловкость от того, что накануне он обнажил перед ней свою душу, тут же исчезла, как только он увидел ее.
Более при встречах они не возвращались к разговору в библиотеке, а в Лондоне, когда Малколм, прощаясь, пожал ей руку, он только промолвил:
— Спасибо.
Джасмин внимательно посмотрела на него из-под прямых, не тронутых пинцетом бровей.
— Вы серьезно это говорите? — чуть насмешливо спросила она.
— Да, серьезно, — ответил Малколм. — Более того, обещаю, что ваши слова не пропадут даром.
— Это хорошо, — ответила она. Через минуту ее уже не было, поезд ушел. Малколм покинул вокзал и стал искать такси, чтобы заехать в адвокатскую контору.
Он приехал в Лондон не только для того, чтобы проводить гостью. У него накопились разные дела, и, как ни странно, одно из них, наиболее важное, возникло после случайного вопроса, заданного ему Марсией две недели назад.
Но начал он, встретившись с адвокатами, с того, что подписал бумаги, обсудил некоторые вопросы, которые касались поместья и требовали правовой консультации.
После всего этого Малколм, раскурив сигарету, повернулся к старшему адвокату и нарочито спокойным голосом спросил:
— Если у меня не будет детей, то в случае моей смерти кто унаследует Грейлинг?
Старший адвокат, положив на стол ручку, которой что-то писал, снял очки в роговой оправе и стал протирать их шелковым носовым платком.
— Вашим наследником, сэр, — начал он после небольшой паузы, — будет ваш троюродный брат Седрик Уортингтон, сэр.
— Мой троюродный брат? — удивился Малколм. — Я не знаю такого. Кто он?
— Ну что ж, неудивительно, — промолвил адвокат, — что вы забыли о нем, если вообще когда-нибудь слышали. Младший брат вашего дяди — самый последний из четырех братьев и трех сестер — по достижении совершеннолетия был отправлен за границу. Так в те времена поступали с отбившимися от рук молодыми людьми, которые предпочитали транжирить деньги.
Ваш дед — а он не терпел, когда кто-нибудь тратил больше денег и быстрее, чем он, в особенности если это были его собственные деньги — отправил своего сына Уильяма Александра в Канаду со ста фунтами в кармане и на этом умыл руки.
После злоключений, о которых здесь не стоит говорить и лучше забыть, ибо они не имеют отношения к нашему разговору, ваш дядя Уильям женился на канадке.
Брак был недолгим и весьма неудачным. Уильям оставил жену. О нем ничего не было слышно, пока не пришло известие о его гибели в какой-то недостойной драке в одном из кабаков Торонто.
Миссис Уортингтон осталась с ребенком на руках. Мальчик был совсем не похож на своего отца. Он прилежно учился, был примерным сыном, никогда не покидал мать и во всем слушался ее.
Что говорить, миссис Уортингтон боготворила сына, но не забывала о дурных наклонностях своего мужа, которые, как она считала, рано или поздно могут проявиться и в сыне. Поэтому в двадцать один год она женила его на некрасивой и бедной девушке, жившей по соседству.
От этого брака родился мальчик, которому дали имя Седрик. В жизни происходят события куда более драматичные, чем в романах. Молодая пара погибла в железнодорожной катастрофе.
Маленького Седрика, конечно, отдали бабушке, и здесь судьба, или же наследственность, сыграла с бедным семейством одну из своих злых шуток, на которые так сетуют люди, но которых нам, увы, не избежать.
Седрик Уортингтон, когда вырос, стал копией своего деда.
Он не унаследовал от отца ни надежности, ни спокойного характера, а от матери — ее респектабельности, так, будто в нем и не текла их кровь.
Он пошел в деда — как и тот, питал слабость к прекрасному полу, тратил деньги на щедрые подарки подружкам, не согласовываясь с обстоятельствами.
Миссис Уортингтон переехала в Лондон и, позволив внуку поближе познакомиться с куда более шикарной светской жизнью, чем в Канаде, невольно усилила его тягу к экстравагантности.
