Кэндис Проктор - Полуночные признания
Она остановилась. На этот раз Эммануэль поворачивалась очень медленно; было видно, как ей трудно говорить ровным голосом.
– Я была вне себя от ярости.
Со смешанными чувствами она смотрела на майора, видя, как складки у рта на его лице становятся глубже. Интересно, заметил ли майор, что стал называть ее по имени? Наверное, нет.
– Что там происходило? – спросил Зак. – Не лгите. Эммануэль неожиданно для себя улыбнулась:
– Я махала скальпелем перед ним и угрожала отрезать ему одну часть тела.
Майор усмехнулся, но тут же стал серьезным. Подойдя совсем близко, он испытующе глянул Эммануэль в лицо.
– Кто в прошлом мае мог сообщить о Филиппе? Кто мог выдать его миссию?
По ее коже пробежал холодок, дыхание на мгновение замерло.
– Не уверена наверняка, – произнесла она, глядя прямо ему в лицо, – но у меня есть подозрения. Слишком много совпадений в том, что произошло. – Она помолчала, наблюдая, как майор воспринял ее слова, и пытаясь угадать, что он о них думает. – Вы все еще считаете, что Филиппа убила я?
Зак отрицательно покачал головой:
– Махание скальпелем подходит вам больше. – Струйки дождя бежали по его щекам, от воды мундир из темно-синего превратился в почти черный. – Ну, теперь вы сядете в фургон?
– Нет.
Майор с досадой вздохнул и отвернулся. Эммануэль подумала, что уж теперь-то он точно оставит ее. Но Зак снова попытался убедить эту несговорчивую гордую женщину.
– Вы, похоже, не понимаете, что здесь происходит, – требовательно произнес он. – Кто-то убивает людей, связанных с больницей Сантера, – сначала Филиппа, затем Генри Сантера, а теперь Ла Туш. Остаются двое – вы и Ярдли, если только жертвами не станут сиделки. В этом случае опасность будет угрожать Гансу Спирсу, Рудольфу и другим.
Наступила пауза. Эммануэль слышала только шум дождя и удары собственного сердца.
– Я живу в постоянном страхе, – медленно произнесла она. – Любой больной тифом, желтой лихорадкой или даже простудой может заразить меня.
Сжав губы, майор молча смотрел на нее; его ноздри раздувались от глубокого дыхания.
– Я никогда не сомневался в вашем мужестве. Дело в другом.
Если бы Эммануэль была тщеславна, ей было бы чем гордиться – силой воли, образованностью, интеллектом. Мужчины всегда утверждали, что женщины не только слабы, но и не очень умны. Это дало им право устанавливать такие законы, которые не позволяли женщинам иметь собственность и голосовать, зато разрешали бить жен. Вспомнив об этом, Эммануэль резко повернулась, но поскользнулась на мокрой траве и потеряла равновесие. Ботинок выскользнул у нее из рук и упал на пологий скат канала у самой воды. Зак Купер быстро схватил ее за плечи и помог устоять на ногах.
– Мой ботинок! – воскликнула Эммануэль, поворачиваясь к майору.
– Стойте здесь, – приказал он. – Я его достану.
– Нет. – Эммануэль взяла его за руку, пытаясь удержать. – Вы можете упасть.
Он обернулся, на его лице появилась кривая ухмылка.
– Здесь не так глубоко. И знаете, я умею плавать.
Налетевший порыв ветра взметнул обтрепанные ленты траурной шляпки Эммануэль и дернул за поля офицерской шляпы Зака.
– Я не сомневаюсь в этом, майор. – Ей пришлось кричать, чтобы он расслышал ее слова в шуме ветра, дождя и мчащихся по каналу потоков. – Но в грязной воде много бацилл.
– Я знаю об этом.
– Тогда вы понимаете, почему не стоит здесь плавать. В канале полно нечистот и заразных болезней. А ваша рана еще не зажила.
– Я не упаду, – заверил майор.
Эммануэль стояла на высоком берегу, прижав второй ботинок к груди и наблюдая, как майор спускается вниз по направлению к воде. Зак прислушался к ее словам и двигался осторожно, стараясь не попасть в водный поток, полный нечистот из сточных канав города и прочих смытых ливнем отбросов.
Он уже добрался до края воды и взял ботинок. Но в этот момент по воде плыла бузина, вырванная с корнем. Эммануэль крикнула, желая предупредить, но ее слова потонули в шуме дождя. За что-то зацепившись, дерево развернулось и задело майора веткой. Потеряв равновесие, он с шумным всплеском упал в канаву. Когда вода успокоилась, на поверхности можно было видеть только покачивающийся на желто-коричневой волне офицерский головной убор.
Глава 17
Канал был неглубоким. Через мгновение над водой появилась покрытая грязью голова майора. Он громко выругался.
– Бог мой! – Эммануэль стала спускаться вниз по берегу, но Зак уже выбирался на поверхность, издавая сапогами хлопающие звуки.
– Осторожнее, – произнес он, отплевываясь и фыркая. – Если вы упадете, я за вами снова не полезу.
С его слипшихся волос и костюма капала вонючая жидкость.
– Вы потеряли шляпу, – заметила Эммануэль и поспешно закрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Мелькнула молния. Лицо Зака было так перепачкано грязью, что виднелись только белки глаз. Тем не менее, майор торжественно поднял руку, в которой держал покрытый грязью ботинок.
– Но я достал вашу обувь, – важно сказал он.
Эммануэль больше была не в силах сдерживаться. Она залилась звонким и заразительным смехом.
– Ну а теперь вы заберетесь в фургон? – спросил, улыбаясь, Зак.
Эммануэль не возражала.
Через четверть часа Эммануэль постучала в ванную комнату. Дверь приоткрылась.
– Месье? – позвала Эммануэль, держа поднос на бедре. Показав майору расположенную рядом со спальней Филиппа ванную, она удалилась, чтобы переодеться и поискать, чем бы перевязать бок майора.
– Можете войти, – произнес Зак.
Толкнув дверь, Эммануэль увидела его стоящим с саблей в руке рядом с умывальником. На его спине и плечах все еще блестели капельки воды, ниже живота было обернуто полотенце. У Эммануэль не было времени, чтобы привести в порядок волосы и переодеться во что-то более подходящее. Она только успела накинуть тонкий летний пеньюар.
Майор опустил саблю в ножны и молча проводил ее взглядом, когда Эммануэль ставила поднос на небольшую разукрашенную тумбочку около умывальника.
– Хорошая комната, – заметил он, кивнув на глубокую медную ванну, выложенную португальской плиткой стену и закрытый пленкой, недавно установленный медный душ.
– Это сделал Филипп. – Она развернула маленький сверток и намочила ткань в карболовой кислоте. Немного жидкости из темной стеклянной бутылки пролилось на поднос, и только тут Эммануэль поняла, что ее руки дрожат.
. – Вы можете сесть здесь, – указала она подбородком на стоящий в центре комнаты высокий, похожий на скамью столик, обитый кожей.
– Для чего это? – спросил он.
– Для массажа.
Он взглянул на нее, прищурившись.
