Барбара Картленд - Прелестные наездницы
Сейчас он спросил себя, возможно ли вообще, что он найдет такую прекрасную женщину, рядом с которой его сможет удержать сила их любви.
При мысли об этом он рассмеялся, поставил свой нетронутый стакан бренди на стол, отвернулся от красоты сада, причинявшей ему лишь боль, и пошел в свою спальню.
Кандида слышала, как он поднимался, потому что ее комната находилась рядом с верхней площадкой главной лестницы. Кандида лежала, возбужденная и взволнованная, на большой кровати с пологом на четырех столбиках, на которой, по словам одной из горничных, когда-то спала королева. Она думала о Пегасе, но, услышав шаги лорда Манвилла, стала думать о нем.
«Сегодня вечером он был довольно мил, – сказала она себе. – И не так грозен, как обычно. Такое впечатление, что он пытается быть добрым – как к Адриану, так и ко мне, – но что-то мешает ему».
Она задумалась о том, что это может быть, и пришла к выводу, что это, должно быть, женщина. Она причинила ему боль… Кандида чувствовала, что стоит на верном пути.
Он был похож на коня, с которым жестоко обошлись и который не забыл этого. Он чем-то напоминал Пегаса – такой же большой, сильный и красивый и в то же время жаждущий любви.
«Может быть… мне удастся… заставить его забыть… о том, что он пережил», – засыпая, подумала она.
В снах, которые она увидела этой ночью, Пегас и лорд Манвилл были неотделимы друг от друга.
Глава VIII
Слева от Кандиды ехал лорд Манвилл, справа – Адриан. У Кандиды мелькнула мысль, что она никогда не чувствовала себя такой счастливой. На лицо ей падали теплые солнечные лучи, а красота Манвилл-парка приводила в трепет. После трех дней, прожитых здесь, она всей душой полюбила это место.
Здесь, думала Кандида, были свобода и веселье, которые она не переставала ощущать после того самого первого вечера, когда они играли в детские игры после ужина. Лорд Манвилл перестал казаться отчужденным, больше не внушал ей страха, и даже цинизм его куда-то пропал.
Да и не только лорда Манвилла она перестала бояться. Огромная армия слуг, работавших в этом большом доме, состояла, как оказалось, из людей, с которыми она могла разговаривать так же легко и непринужденно, как и со старым Недом.
Миссис Хьюсон довольно скоро перестала смотреть на Кандиду с неодобрением, и та уже знала все о племяннице, болевшей туберкулезом, и сестре, служившей экономкой у герцогини Нортоу.
Кандида узнала, что у дворецкого Бейтмана, похожего на архиепископа, были ревматические боли в правой ноге, когда ветер дул с востока, и что у Тома, младшего буфетчика, постоянно ныли зубы.
В это утро, одевшись и с приятным возбуждением вспомнив, что сразу же после завтрака они поедут на прогулку по парку, Кандида подумала о том, как ей повезло, что она нашла столько друзей в Манвилл-парке и что теперь испытывает чувство, будто и сама является частью всего этого.
Днем раньше они втроем объездили множество ферм в поместье, и она была ошеломлена при виде огромных кухонь, где с дубовых стропил свисали свиные окорока и копченые грудинки.
Она заметила, как непринужденно лорд Манвилл садился за стол, когда подавались чай, свежеиспеченный хлеб, яйца и ломтики ветчины, которую заготавливали жены фермеров, консервируя по собственным рецептам, причем каждая считала, что ее рецепт лучше, чем у соседки.
Кандида вслушивалась в разговоры лорда Манвилла с арендаторами и понимала, что они не только уважают его как землевладельца-арендодателя, но и испытывают к нему чувство почти что восхищения. Один фермер сказал ей, когда они уходили:
– Его светлость – не только благородный дворянин, но и просто замечательный и порядочный человек.
Кандида тоже чувствовала в себе растущее восхищение лордом Манвиллом, которому будто шлея под хвост попала: он вставал на дыбы, норовисто взбрыкивал и даже пытался вдруг ни с того ни с сего пускаться галопом. Надо было быть сильным человеком и очень опытным наездником, чтобы сдерживать Грома в то утро.
Кандида никогда еще не видела, чтобы кто-нибудь сидел на лошади лучше, чем лорд Манвилл: казалось, всадник и конь представляют собой единое целое.
Адриан по большей части пребывал в молчании, и Кандида догадывалась, что в нем зреют новые поэтические идеи. Это она помогла ему обнаружить его собственный стиль, и поэма, которую он прочитал ей прошлым вечером, прежде чем лорд Манвилл спустился к ужину, была так хороша, что Кандида чувствовала: даже отец похвалил бы ее.
– Это просто великолепно! – воскликнула она. – Лучшее из того, что вы написали!
Он слегка покраснел от ее похвалы, но выражение его лица тут же изменилось, когда она добавила:
– Почему бы вам не показать ее вашему опекуну?
– Нет-нет, – быстро ответил он. – Его светлость не одобрит этого: я никогда еще не видел его в таком хорошем расположении духа, и мне не хотелось бы портить его.
Когда лорд Манвилл вошел в комнату, Адриан быстро спрятал поэму во внутренний карман своего пиджака и предостерегающе взглянул на Кандиду, как бы еще раз прося не выдавать его секрет.
Она успокаивающе улыбнулась ему, и лорд Манвилл, подходя к ним, снова с раздражением задал себе вопрос: что же они от него скрывают?
Но сегодня он уже не думал об этом и искренне смеялся над каким-то шутливым замечанием Кандиды, когда они возвращались домой.
– Сегодня после обеда зал для верховой езды будет готов, – сказал он. – Может быть, мы поработаем с Пегасом, посмотрим его аллюры?
– О, правда? – обрадовалась Кандида. – Это было бы замечательно!
Она уже знала, что в Манвилл-парке был не только крытый зал для верховой езды, но и открытая площадка, напоминавшая миниатюрный ипподром.
Отца лорда Манвилла с возрастом мучил все более сильный ревматизм, и в конце концов он уже не мог ездить верхом, но это не мешало ему руководить обучением своих лошадей, и он никогда не позволял, чтобы лошадь объезжали без его надзора.
Эти две площадки для верховой езды были для него почти единственной радостью в последние годы жизни. Зимой он руководил конюхами в крытом зале, а летом прелестный маленький открытый ипподром, расположенный за конюшнями, был местом, где он проводил многие часы, обучая не только лошадей, но и наездников.
– Я велел, чтобы отремонтировали барьеры, – сообщил Кандиде лорд Манвилл. – И Гартон сказал, что специально для нас обновили яму с водой.
– Для Пегаса это будет что-то новое, – сказала Кандида. – Он никогда раньше не прыгал через ямы с водой. Мне будет обидно, если у него не получится.
– Получится. Я уверен, – заявил лорд Манвилл.
Кандида повернулась к нему, ее глаза возбужденно сияли, губы слегка приоткрылись, и у него уже в который раз за последние несколько дней мелькнула мысль, что она одна из самых прелестных женщин, которых он когда-либо видел.
