Элизабет Торнтон - Опасная близость
– Я не должна этого делать, – едва слышно сказала она. – Ты не должен позволять мне этого. – Катрин прерывисто вздохнула, когда его ладонь легла ей на грудь.
– Почему? Что плохого мы делаем? Я просто хочу целовать тебя, обнимать, прикасаться к тебе. Разве тебе не нравится, что я делаю?
Катрин бессильно откинула голову ему на руку.
– Нет. То есть да. Не знаю. Я не в состоянии что-нибудь соображать, когда ты прикасаешься ко мне.
Он ничего не ответил и стал расстегивать пуговички. Катрин сделала движение, чтобы остановить его, но, когда Маркус поцеловал ее, она уступила, и ее покорность возбуждающе подействовала на него.
Не сдерживаясь больше, он уложил ее среди подушек и сам вытянулся рядом. Его руки ласкали ее, настойчиво, умело, упиваясь сокровенной нежностью крутых бедер, гибкой талии. Он принялся гладить большим пальцем ее соски, один и другой, и, когда она вздрогнула, успокоил ее поцелуем, не прерывая своего занятия.
Рука его скользнула под платье. Катрин тут же напряглась, и он поспешил ее успокоить:
– Тише, тише.
Немного выждав, чтобы она привыкла к его прикосновениям и расслабилась, Маркус раздвинул ей колени. Она не сделала попытки остановить его, и он почувствовал, что самообладание начинает изменять ему. Его пальцы двинулись выше, к заветной цели, нашли, задержались на мгновение, поглаживая, лаская, и проникли внутрь. Издав тихий стон, она вся задрожала, готовая принять его. Напрягшись до боли, его плоть стремилась к ней.
Катрин не сознавала, что с ней происходит. Все ее чувства сосредоточились на прикосновении его губ, его рук. Ей хотелось… нет, она не знала, чего ей хотелось.
– Маркус, о Маркус, – с мольбой прошептала она.
– Все будет хорошо, – ответил он, едва соображая, что говорит. – Я обо всем позабочусь, даже если Каталина никогда не согласится на развод.
– О чем ты? – спросила Катрин непослушными губами.
– Я всегда буду заботиться о тебе, что бы ни случилось.
Катрин внезапно поняла, что он имеет в виду. – И как ты будешь заботиться обо мне?
– У тебя будет свой дом, где ты будешь жить.
– В качестве твоей любовницы?
Сильный, такой, что клацнули зубы, удар застал Маркуса врасплох. Второй раз за сегодняшний день. Какое-то мгновение оба, потрясенные, лежали неподвижно; потом Катрин с яростным воплем оттолкнула его и вскочила на ноги. В расстегнутом платье, с часто вздымающейся грудью и растрепанными волосами, она стояла в воинственной позе и гневно смотрела на него.
Маркусу хотелось взвыть от жгучего желания, оставшегося неутоленным. Держась рукой за челюсть, он посмотрел на нее.
– Что, черт возьми, все это значит? – проговорил он сквозь зубы.
Катрин жгла его взглядом, с ужасом понимая, насколько близка была к непоправимому.
«Любовница». Одно это короткое слово привело ее в чувство. Он был женат на Каталине, или думал, что женат, но это не помешало ему попытаться соблазнить другую. Она была женщина, и этого оказалось для него достаточно. Она для него лишь мимолетная прихоть, возможная любовница.
– Так что же? – повторил Маркус.
– Я не влюбляюсь в женатых мужчин.
– Черт побери, Кэт, я не чувствую себя женатым. Я не видел жену три года.
– Не имеет значения! Я порядочная женщина. Если уступлю тебе, никто потом не женится на мне.
Лицо его приняло упрямое выражение.
– Я женюсь на тебе.
– Неужели? – гневно воскликнула она. – Женишься, как ты женился на Джулии Брайс?
– Нет, черт возьми. Она в подметки тебе не годится. Ты для меня совсем не то, что она.
– А когда-то она была хороша для тебя, верно? – сказала она холодно.
– Она сделала свой выбор в жизни, и будь я проклят, если ты повесишь на меня ее грехи. Женщины, подобные Джулии, продают свою любовь за деньги, Кэт. Ты еще слишком неопытна, чтобы понимать такие вещи.
Маркус наконец встал, и она отступила назад.
– Кэт…
– Не прикасайся ко мне!
Слезы обиды закипели у нее на глазах, обиды не за себя, а за Эми. Вот так он и соблазнил сестру. У бедной Эми не было никаких шансов устоять. При одной мысли о том, что Эми и Маркус были в любовных отношениях, она вся съежилась. Какая жалость, что она не подумала об этом прежде, чем позволить поцеловать себя.
– Решай, – сказала Катрин, – решай, будем мы продолжать или нет. Я не стану изображать Ка талину, покуда ты не поклянешься, что не будешь пытаться соблазнить меня. Я говорю серьезно, Маркус.
– Ты думаешь, я сейчас хотел соблазнить тебя? Интересно знать, кто кого соблазнял? – Он нервным жестом взъерошил волосы. – Ты горела не меньшим желанием, чем я.
Она пропустила его укол мимо ушей.
– Но это еще не все.
– Да? – Он, прищурясь, посмотрел на нее.
– Предполагается, что я твоя жена. Ты, помнится, говорил, что мы должны производить впечатление счастливой супружеской пары.
– Говорил. И что из этого следует?
– Только одно. Я не желаю терпеть унижений из-за мужа, который увлекается другими женщинами. Не желаю, чтобы надо мной смеялись, Маркус, или жалели, даже если я тебе не настоящая жена.
– Понятно, – сказал он. – И ты мне отказываешь, и других женщин у меня не должно быть. Так?
– Именно так.
– И как долго, по-твоему, мне придется оставаться монахом, Кэт?
– А как долго, по-твоему, мне придется играть роль твоей жены?
Больше они не обменялись ни словом, но Катрин поняла, что ее доводы возымели действие, и вышла из комнаты.
Маркус нахлестывал лошадей, не обращая внимания на непрекращающийся дождь и сгущавшуюся тьму. Кучер сидел рядом, кутаясь в промокший плащ. Маркус догадывался, о чем тот думает: выпил хозяин после ссоры с женой бутылку бренди, вот и куролесит.
Так думали все слуги. Ни один здравомыслящий джентльмен не стал бы носиться по улицам в такую ночь просто потому, что ему нравится это делать, и они были правы, совершенно правы. Им ни за что не пришло бы в голову, что эта бешеная скачка в Хэмпстед была средством выпустить яростную энергию неутоленного желания, остудить душу и тело. Только противоборство со стихией могло дать это освобождение.
Катрин. Он не мог поверить, что так в ней ошибался. Он думал, что за внешностью благопристойной дамы скрывается натура пылкая и смелая, что у нее в крови страсть к приключениям. Кто другой согласился бы помочь ему устроить западню жене и Эль Гранде? Он не знал, что и думать. Одно было ясно: она желала его не менее страстно, чем он ее.
Он попытался представить себе лицо Каталины и не смог. Образ настоящей жены становился все более и более смутным, неопределенным. И виновата в том Катрин. Когда бы он ни пытался думать о Каталине, перед глазами вставала Кэт, ее лицо, ее походка, голос, взгляд.
