Карен Монинг - Темный горец
«Нет, конечно, нет. Я просто подумал о том, чтобы заверить тебя, что хотя может показаться, что мои мысли где-то далеко, но если ты захочешь моих ухаживаний, тебе надо только сказать об этом».
«Я в порядке. Я просто хочу кофе».
«Может быть, ты предпочла бы провести этот вечер со мной в гостинице, чем ехать прямо к моему брату», предложил он с обольстительной улыбкой.
Хло нахмурилась ещё сильней.
«Одного вечера недостаточно?», подразнил он, однако его глаза оставались холодными. «Ненасытная девочка, желаешь задержаться на неделю?»
«Приди в себя, МакКелтар», проворчала она. «Хотя женщины вокруг» - она махнула рукой в направлении улицы - «кажется, думают именно так, мне не хотелось бы разочаровывать тебя, но мир не вращается вокруг тебя».
Ноздри Дэйгиса раздулись, и он резко втянул воздух, когда опознал её чувство. Ревность. Она видела, как другие женщины смотрели на него (да, он заметил это периферическим зрением) и это рассердило её. Её страсть к нему была достаточно сильной, чтобы заставить её испытывать ревность, чувствовать себя дикой собственницей. Его обольщение работало. Она привязывалась к нему. Он резко потянул её, поставив впереди себя у стойки и обняв её обеими руками за талию. Он держал её, пока их заказ выполняли, страстно желая чувствовать её маленькое тело, прижатое к нему. Сначала она была натянутой, как струна, но постепенно напряжение оставило её маленькую, с аппетитными формами фигурку.
Когда она наклонилась вперёд, чтобы взять свой кофе-латте и пшеничную лепёшку, он прижался к ней сзади, преднамеренно задевая своим твёрдым возбуждением её зад, позволяя ей узнать, насколько сильно она была всегда в его мыслях.
Он улыбнулся, когда она почти уронила свой кофе.
«Я куплю тебе другой», сказал он, пожав плечами, когда она резко бросила на него взгляд через плечо, также неистово покраснев, как хмурилась. По всей вероятности, он купит ей кофе, если она изъявит хотя бы малейшее желание об этом.
«Ты неисправим», зашипела она. «Только, чтобы ты знал, то, что произошло в самолёте, больше не повторится», проинформировала она его, прежде чем обернуться и прошествовать к взятой напрокат машине.
Его глаза угрожающе полыхнули. Неужели девушка собиралась, разделив с ним такую близость, отказаться от неё?
О, нет, Дэйгис МакКелтар не отступал. И она узнает об этом достаточно скоро.
По мере того, как они приближались к их месту назначения, Дэйгис становился всё больше и больше подавленным. После долгих размышлений, он решил, что лучше всего будет просто появиться на пороге у Драстена без предупреждения, надеясь, что Гвен откроет дверь, надеясь на лучшее.
Он бросил взгляд на Хло, сознавая то, что он не совершал свою поездку в одиночку. Но даже с ней рядом с ним, он подумывал о том, чтобы развернуться с полдюжины раз. Будь он один, он попытал бы удачи сначала в музеях, бесконечно откладывал бы возвращение, говоря себе всевозможную ложь, когда как простая истина была в том, что он не хотел встречаться с Драстеном. Но так или иначе, с ней рядом с ним, это не казалось таким уж невозможным.
Её более раннее раздражение, казалось, прошло или в такой маленькой, как она, просто не было достаточно места для раздражения и взволнованного любопытства. Она пила маленькими глоточками свой кофе, глядя в окно и задавая бесконечные вопросы. Что это были за руины? Когда начиналось лето? Когда цвёл вереск? Там действительно были лесные куницы, а сможет ли она увидеть их? А можно их будет погладить? А они кусались? А смогут ли они посетить музеи, пока они там будут? Как насчёт Гленгарри? Насколько это далеко?
Он рассеянно отвечал, но она была в таком восторге от вида, что, казалось, не замечала его невнимательности. У него не было никаких сомнений, что она влюбится в его страну. Её восторженность напомнила ему то время - и казалось, прошла целая жизнь с тех пор - когда он смотрел на жизнь с таким же изумлением.
Он оторвал свой взгляд от неё, и его мысли вернулись обратно к предстоящей конфронтации.
Он не видел Драстена - проснувшимся, вот уже четыре года, один месяц и двенадцать дней. С того вечера, когда Драстена погрузился в заколдованный сон, упокоившись на пять столетий. Они провели тот последний день вместе, пытаясь втиснуть в него целую жизнь.
Братья-близнецы и лучшие друзья, они появились на свет с разницей всего лишь три минуты, они попрощались в ту ночь. Навсегда. Драстен ушёл спать в башню, ту, мимо которой Дэйгис проходил по десять раз на дню. Сначала, он приветствовал своего брата сардоническим «доброго завтра» каждое утро, но это быстро стало слишком тягостным.
Прежде чем Драстен ушёл в башню, они разработали вместе планы для нового замка, который станет домом Драстена и Гвен в будущем. После того, как Драстен ушёл спать, Дэйгис ушёл с головой в слежение за строительством замка, руководя сотнями рабочих, удостоверяясь, что всё было безупречно, работая бок о бок с мужчинами.
И в то время, пока был вовлечён в строительство, он осознал ту неуклонно растущую, тревожную пустоту внутри него.
Замок начал истощать его. Было невозможным для человека работать ежедневно в течение трёх долгих лет и не отдать часть себя не только процессу создания, но и самому творению. Пустые, ждущие комнаты были обещанием семьи и любви. Обещанием будущего, которое он был не способен представить для себя.
Когда Драстен умер, он приходил и простаивал у стен замка бесчисленные часы, вглядываясь в его тёмный и молчаливый силуэт в сумерках.
Он представлял Гвен в будущем, ожидающую. Драстена, который никогда не придёт. Она будет жить одна. Нелл сказала ему, что Гвен была беременна, хотя сама Гвен ещё не осознавала этого, и это значило, что Гвен будет растить их детей одна.
Он представлял, как не вспыхнет никогда свеча за этими окнами. Как не будут носиться дети вверх и вниз по этим лестницам.
И все пустые места внутри него, наконец, заполнились - не хорошими вещами, но страданиями, яростью и сопротивлением. Он потрясал кулаком небесам, свирепствовал и выкрикивал проклятья. Он подверг сомнению всё, во что был взращён верить.
И к приходу туманного, с малиновыми проблесками рассвета, он знал только одно: замок, который он построил, будет обитаем его братом и его семьёй.
Ничто другое было просто недопустимо. И если легенды говорили правду, если ценой был его собственный шанс в жизни, он посчитал его стоящим того. У него осталось мало чего терять.
«Эй, ты в порядке?», спросила Хло.
