Элизабет Стюарт - Где обитает любовь
Ричард распахнул дверь ударом сапога. Элен тщетно выискивала в его каменном лице следы прежнего сострадания к ней. Это была маска воина — словно он явился сюда в шлеме с опущенным забралом.
Однако все-таки что-то было в его облике человеческое: морщины вокруг глаз и на лбу — след душевных страданий или суровых ветров. Но глаза его не оттаяли, как льдины на вершине гор в апреле.
Ричард остановился посреди комнаты, широко расставив ноги, будто готовясь к поединку на мечах.
— У тебя, женщина, много талантов! И я не устаю удивляться, сколько же ты фокусов мне покажешь. На ярмарках ты бы немало заработала.
Зеленые глаза его сверкали злобой.
— А теперь Хьюго сообщил мне, что ты отлично говоришь по-английски и тогда, естественно, понимаешь, о чем мы беседовали при тебе. Что еще ты можешь открыть мне? Поторопись… мое терпение иссякает…
Грозный тон его и вид не поколебали решимости Элен выведать у Ричарда все, что можно, о его походе. Ради этого она способна была пойти на любые уловки.
— Кажется, твой капкан не сработал. — Она не отрывала взгляда от Ричарда, пытаясь разгадать, что он чувствует и о чем думает в этот момент. — Неужто ты надеялся, что Рыжий Лис клюнет на твою наживку? Я ведь предупреждала тебя, что он не из породы дураков.
Ричард вздрогнул. Ему бы очень хотелось смолчать, но он ответил:
— Да. Лиса мы не изловили. Я рассчитывал, что он пойдет на риск, чтобы освободить тебя, но ошибся. Ты, оказывается, стоишь дешевле, чем я тебя оценил. Ты не лгала мне, когда говорила, что ты для него никто.
Что-то в нем сломалось. Огромного роста рыцарь слегка ссутулился, подошел к очагу, поворошил кочергой едва тлеющий в нем торф. Красные всполохи пламени осветили его суровое лицо.
— И все же нашу охоту можно назвать удачной. Мы позабавились на славу. Нас атаковала шайка уэльских оборванцев…
Слова были бодрые, но произносил он их с горечью. И улыбка Ричарда была мрачной, а не торжествующей, когда он снова выпрямился во весь свой рост, посмотрел свысока на Элен.
— Твоим сородичам не очень-то понравился прием, какой мы им оказали. Как говорят англичане, самый лучший уэльсец — мертвый уэльсец. Мы оставили там, на поле боя, немало непокорных уэльсцев.
Элен инстинктивно отерла о тунику внезапно вспотевшие ладони. Боже, скольких же еще ее друзей умертвили англичане? Она могла легко представить в воображении картину кровавого побоища, когда из крытых повозок якобы со съестными припасами выскочили воины и ощетинились стальными копьями и мечами против — как сказал Ричард — толпы оборванцев.
И все же она не добилась прямого ответа — жив Оуэн или мертв? Может, Ричард Кент желает проучить ее за попытки покушения на его жизнь, дразнит ее…
— Я виновата перед тобой… Мне нет прощения. Но зачем же мучить раненого пленника? Не срывай на нем свой гнев…
Элен сразу же поняла, что допустила оплошность. Ричард мгновенно уловил ее заинтересованность в судьбе пленника. В ледяной глубине его глаз вспыхнули искорки. Она была не хитрее его. Он раскусил ее и теперь может этим воспользоваться .
На душе у него был горький осадок. Он вернулся из своего короткого похода недовольный собой и озлобленный против этой девицы. Слишком уж он доверился ей, потерял бдительность, забыл, что имеет дело не с человеческим существом, а со змеей, готовой ужалить в любую минуту. Все они такие, уэльсцы, — подлый, дикий народ. А соблазнительная красота Элен делала ее еще более опасной.
Она походила на Жанну. Его красавица мачеха, используя все средства, а главным образом свое роскошное тело, подчинила себе полностью отца Ричарда, превратила его из некогда гордого, могучего мужчины в безвольного чудака, потакающего всем ее прихотям. Что бы она ни пожелала, он выполнял покорно, он даже не замечал, как коварная ведьма губила его собственного сына.
Пальцы Ричарда сжимались в кулаки при этом воспоминании. Будучи еще мальчишкой, он грезил о воинской славе, верил в свое высокое предназначение, и тот же честолюбивый мальчишка по-прежнему жил в его душе. Он добивался успеха, несмотря на козни Жанны и своего алчного сводного брата, а может быть, именно потому, что они заставляли его преодолевать все мыслимые и немыслимые препятствия. Они воспитали в нем силу духа, умение противостоять житейским невзгодам. Но по вине мачехи Ричард стал презирать весь женский род!
— Твой человек сам нарвался на нашу засаду и получил сполна, — произнес Ричард сурово. — Не мы его искали, а он сам искал нас. Он напал, а мы… защищались. Он сражался как безумный… как десяток демонов. Если я уцелел, то лишь потому, что на то была воля Господня. За раны, нанесенные моим людям, он заплатит муками под пыткой. Если тебе угодно, Элен, можешь взглянуть на него прежде, чем он умрет. Мне доставит удовольствие, если ты своими глазами увидишь, как я именем короля вершу суд над мятежниками. Я здесь полноправный хозяин, и закон дает мне право быть беспощадным.
Глядя на Ричарда, Элен ощутила всю горечь своего поражения. Господь сотворил ее женщиной — более слабой телом, чем мужчина. И никаких хитроумных уловок у нее в запасе не осталось. Она себя исчерпала до дна.
Если ей надо умолять его и унижаться перед ним, она пойдет и на это. Робко она приблизилась к нему, из пересохшего горла вырвалось неясное бормотание, пусть Ричард посмеется над ней — она все стерпит.
— Твой пленник… всего лишь мой старый дядюшка. Он растил меня, заботился обо мне с самого моего рождения. Он поверил слухам, которые распространяли твои же люди, и по глупости своей рискнул жизнью, чтобы освободить меня. Для тебя, милорд, он не опасен. Ради бога, пощади его!
Ричард изобразил на лице удивление.
— Он не опасен? Ты, наверное, говоришь о другом человеке. Этот дьявол управляется с оружием гораздо лучше, чем ты.
Ей хотелось ударить его в отместку за издевательство, но она себя смирила. Медленно она опустилась на колени и склонила голову, которую всегда держала гордо. О Господь! Сделай так, чтобы отец не видел с небес, как унижается его дочь!
— Пожалуйста, Ричард… молю тебя!
Ричард не пошевелился.
Она набрала в легкие воздуха и продолжила:
— Милорд! Подари жизнь одному старику — прояви великодушие!
Каждое слово, произнесенное ею, жгло ей рот, как расплавленная смола. Все внутри у нее горело, а слезы, невольно потекшие из глаз, не могли затушить этот пожар.
— По крайней мере разреши, милорд, посмотреть его раны. Я буду послушна, я не доставлю тебе хлопот. Все, что ты потребуешь от меня, я исполню. Все!
Она с отчаянием выкрикнула последние слова:
— Все! В уплату за его жизнь.
Ричард нахмурил брови в раздумье. Еще мгновение назад он ненавидел эту девчонку, готов был раздавить ее сапогом, как ядовитую гадину, и вот она, плачущая и желанная по-прежнему, лежит у его ног.
