Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя
— Чей ты? Откуда сбежал?
— Я свободный! — выкрикнул Алан.
— Врет! Сразу видно, что беглый!
Они не стали медлить и ударили его камнем, острый угол которого рассек кожу на лбу: по лицу Алана заструилась липкая кровь.
— Разведем костер и подпалим его — сразу расскажет правду!
— Не надо, — остановил кто-то, — он светлокожий; небось, дорогой раб. Если попортим ему шкуру, можем не получить награды.
Ему связали руки и заставили идти по дороге. Это были всего лишь юнцы из ближайшей деревни, но их было шестеро, а Алан слишком измучился и устал.
Каждый шаг давался ему с трудом. Его переполняла боль, но не физическая, а то, что зовется болью унижения. Это была, пожалуй, единственная боль на свете, которую он не мог вынести.
Алан не сразу понял, что произошло, когда услышал гулкий звук, который эхом пронесся над головой, распугал птиц и постепенно затих, вибрируя на ветру, а один из парней резко вскрикнул и согнулся пополам.
— Оставьте связанного, забирайте раненого и ступайте прочь! — прозвучало из-за деревьев.
У двух парней имелись ружья, но преимущество было на стороне тех, кто скрывался в лесу.
Алан не заметил, как остался один на дороге. Кровь продолжала сочиться из раны, заливая глаза, попадая в рот. Он ощущал невероятную слабость и тошноту и с трудом поднялся на ноги.
Когда лезвие кинжала решительно разрубило веревку, которой были связаны его руки, он вытер кровь с глаз и посмотрел на тех, кто его спас.
Один из них был чернокожим мужчиной, другой… Длинная шея, светло-коричневая кожа, изящно изогнутые контуры тела, которые не могла скрыть простая одежда, идеальные выпуклости грудей.
Когда их взгляды встретились, Алан понял, что глаза этой женщины отличаются от миллиона других глаз: в них был ум, решимость и сила.
— Меня зовут Хейзел Паркер, — сказала она, протягивая руку.
— Алан Клеменс.
— Не будем терять времени, Алан. Эти люди скоро вернутся и станут нас искать.
В лесу их поджидала кучка испуганных негров, среди которых была молоденькая женщина с ребенком на спине.
Спутник Хейзел без слов протянул Алану фляжку с водой, тогда как мулатка развязала мешок.
— Сейчас я перевяжу твою рану. И ты, наверное, хочешь есть?
Негры смотрели голодными глазами, и Хейзел раздала им по куску копченой свиной шейки и по половинке кукурузной лепешки.
После еды негры обхватили руками колени и раскачивались взад и вперед, тогда как их губы что-то шептали. В это время прохладные уверенные руки Хейзел накладывали на лоб Алана чистую повязку.
Как бы он ни был измучен, все же нашел в себе силы спросить:
— Кто ты?
Почему-то он сразу почувствовал, что с ней будет легко говорить о любых вещах.
— Кондуктор «дороги». Льюис — мой помощник в этом рейсе. Наша цель — граница с Канадой.
— Я тоже шел туда.
— Один ты едва ли сумел бы до нее добраться. На границе северных штатов местные жители охотятся на беглых рабов, как лисы на кроликов, ибо это последняя возможность получить за них награду.
Алан не удержался от вопроса:
— Спасая меня, ты рисковала жизнями других беглых рабов. Да и сейчас рискуешь. Зачем?
По ее губам скользнула усмешка.
— Ты прав. Одно из наших правил: не ставить на карту жизнь многих ради спасения одного.
— Тогда зачем? — повторил он.
Хейзел небрежно пожала плечами, погладила ружье и ничего не ответила.
Они двинулись через лес и вскоре вышли к деревушке, прилепившейся на склоне холма в окружении маленьких огородов и кукурузных полей.
Слегка пригнувшись, Хейзел быстро направилась к крайнему дому. Остальные двинулись за ней.
Дом был старый, будто покрытый черными струпьями. Его окружала ограда из кольев, напоминавших расшатанные зубы. Однако в нем кто-то жил: Алан увидел на пороге бедно одетую белую женщину, которая смотрела на них, приставив руку ко лбу.
— Это снова мы, Дороти, — сказала Хейзел. — Подобрали еще одного, и, похоже, теперь нас будут искать. Нам надо запутать следы, а лучше — отсидеться до ночи.
Женщина не удивилась. У нее было самое обыкновенное лицо, которое нельзя было назвать ни привлекательным, ни приветливым, ни добрым, однако ее голос прозвучал спокойно и твердо:
— Проходите в дом и спускайтесь вниз.
Внутри было бедно: некрашеный деревянный пол, вместо стекол — промасленная бумага, из мебели — громоздкий буфет, стол, покрытая стеганым одеялом кровать и три стула.
Алан увидел на столе кукурузный хлеб и несколько луковиц, а в углу — кучу сухих початков.
Из другого угла с любопытством, но без страха смотрел белоголовый мальчик; посреди комнаты висела грубо сколоченная люлька, в которой спал спеленатый младенец.
Дыра в полу, прикрытая облезлым плетеным ковриком, вела в некое подобие подвала. Алан удивился: по его мнению, в первую очередь беглецов станут искать именно в таких укромных местах.
Ребенок за спиной у негритянки захныкал, а потом разразился тоненьким плачем.
— Нас могут услышать, — сказала Хейзел.
Дороти без слов взяла у негритянки младенца, тщательно завернула его в тряпки и положила в люльку рядом со своим ребенком.
Алан был поражен: в этом затерянном среди лесов, почти непригодном для житья месте, где едва ли можно питать даже робкую надежду на счастье, находились люди, сохранившие в душе нечто такое, во что он уже не верил.
Подвал был похож на шкатулку с двойным дном: за стеной с полками, на которых хранились скудные припасы, скрывалось дополнительное пространство, куда они кое-как протиснулись и уселись в ряд.
Когда Хейзел взяла Алана за руку и потянула за собой, он почувствовал, что именно она сможет стать его проводником в новую жизнь.
— Почему эта белая женщина нам помогает? Она очень бедна, и у нее ничего нет, — прошептал он.
— Наверное, потому, что у нее ничего нет, — Хейзел ответила отголоском его фразы.
— Ты говорила, здешние люди охотятся на беглых рабов?
— Иные охотятся, а другие выручают. Разве тебе неизвестно, что большое зло нередко соседствует с непостижимым добром?
Сидя в темном и тесном пространстве, похожем на могилу, Алан вспоминал рассказ Айрин о ее путешествии через океан. Она плыла в огромном «гробу» через тяжелые темные воды, веря в то, что есть врата, способные вывести в мир, существовавший за пределами мрака, врата, способные раскрыться перед тем, кто окончательно опустошен и отчаялся.
Алан не верил в чудеса и все-таки представлял, как когда-нибудь они вновь заключат друг друга в объятия. Эти мысли хотя бы немного отвлекали от страха и заглушали боль, которая пульсировала в ране при каждом биении сердца.
