Ханна Хауэлл - Любовь по расчёту
— О да, милая. Просто замечательное.
— Ты ведь понимаешь, что если я тебе поверю, то остановлюсь на достигнутом? — Увидев, какая тревога отразилась на его лице, она закусила губу, чтобы не рассмеяться. — Я буду думать, что уже научилась печь вкусное печенье, и начну осваивать что-то другое. Поэтому тебе следует быть очень осторожным и не расточать похвалы столь опрометчиво, ведь это может привести к тому, что такое печенье тебе придется есть всю оставшуюся жизнь.
— Всю оставшуюся жизнь? — пробормотал он, уставившись на половинку печенья в своей руке.
— Да. Действительно, зачем я буду стараться улучшить совершенство?
Баллард заметил смешинку в ее глазах.
— Черт возьми! — фыркнул он и улыбнулся, когда все засмеялись. — Ну, печенье, конечно, суховато, и мне кажется, что ты перестаралась с солью.
Она швырнула остальное печенье в огонь, и они оба рассмеялись.
— Мне тоже так показалось. — Она наклонилась к нему и поцеловала в щеку. — Спасибо, что ты так добр ко мне, но, думаю, для всех нас будет лучше, если ты станешь говорить правду. Теперь мы с Молли посмотрим, в чем я ошиблась, и надеюсь, что в следующий раз у меня получится лучше.
Молли надкусила печенье Кловер, кивнула и бросила его в огонь.
— У вас почти получилось, миссис Кло.
— Хорошо, — сказала Кловер. — Но мы же не можем допустить, чтобы мистеру Макгрегору приходилось каждое мое блюдо запивать бочкой воды.
Она снова засмеялась.
После того как ужин закончился, Кловер помогла Молли убрать посуду. Первым на дежурство должен был заступить Шелтон, поэтому Баллард повел Кловер туда, где ей предстояло провести ночь. Он устроил их постель под одним из фургонов. Кловер улыбнулась, когда увидела, что он занавесил эту лежанку одеялами, чтобы обеспечить некое подобие уединения.
Подогрев на костре воду, Кловер совершила свой туалет, надела ночную рубашку и юркнула в устроенную прямо на земле постель. Баллард обнял ее, и Кловер, уткнувшись в плечо мужа, сладко зевнула.
— Устала, милая?
Он погладил ее по голове.
— Да, хотя я не так уж много работала сегодня.
— С непривычки можно почувствовать сонливость только от того, что много пробыл на свежем воздухе. А может быть, все еще дает о себе знать твое приключение на реке.
— Ну да… По крайней мере, я надеюсь, что дело именно в этом. Я никогда не считала себя слабым или изнеженным созданием.
Она провела рукой по его широкой теплой груди.
— Нет, ты не слабая и не изнеженная. Просто тебе нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни. — Он улыбнулся и поцеловал ее в макушку. — Не беспокойся. Я не собираюсь делать из тебя жующую табак женщину-первопроходца, которая может одной рукой колоть дрова, а другой снимать шкуру с медведя. Во всяком случае, не сразу.
Он рассмеялся, когда она легонько стукнула его по руке.
— Надеюсь, что нет. — Она посмотрела на него, но в темноте смогла различить лишь очертания его лица. — А ты знаешь многих женщин, которые сплевывают табак?
Баллард рассмеялся.
— Только Мейбл Клеммонс. Она сидит в качалке перед магазином, которым владеет ее сын. Она ругается, как матрос, и может победить большинство мужчин в состязании по плевкам, но как только у тебя проходит первый шок от знакомства с такой особой, ты начинаешь понимать, что она умная женщина, к мнению которой иногда стоит прислушаться.
— У меня была такая тетушка. Она одевалась так, как ей нравилось, и это производило очень странное впечатление, говорила все, что приходило ей в голову, и курила сигары. Однажды я спросила ее, почему она все время шокирует людей, на что она ответила, что пятьдесят с лишним лет вела себя так, как того требуют приличия, а теперь хочет быть самой собой. И вообще она была абсолютно уверена в том, что время от времени необходимо шокировать людей.
Кловер улыбнулась, когда Баллард тихонько хмыкнул.
— Старуха Мейбл стала самой собой, как только приехала в Кентукки, — добавил он.
Он вспомнил выражение лица Кловер, когда они проплывали мимо еще неосвоенных полудиких мест. Понятно, что Кловер была очень обеспокоена тем, что видела в тот момент. Он никогда особенно не задумывался над тем, что представляет собой Талливилл, и принимал его таким, какой есть, но ему нетрудно было понять страхи жены.
— Кловер, тебе не придется жить в полуразвалившейся хижине. Ты мне веришь?
— Конечно, Баллард. — Она неожиданно осознала, что слишком открыто проявляет охватившую ее тревогу. — Тебе показалось, что я сожалею о своем решении? Если быть откровенной, то меня расстроила не столько дикость этих мест, сколько нищета, но я думаю, что даже Талливилл станет лучше, как только здесь поселятся несколько десятков благополучных семей. Женщины не смогут долго мириться с тем, что делает Талливилл таким неприятным.
— Ты совершенно права. Например, Поттерсвилл уже стал совершенно другим. В нем даже есть церковь.
— Поттерсвилл?
— Так сейчас называют наш город. По правде говоря, это у него уже пятое или шестое название. Местные жители никак не могут определиться с названием, так что часто я его вообще никак не называю. Но сейчас все стремятся получить статус города, поэтому, думаю, мэр и шериф наконец что-нибудь решат. А как Ланглейвилл получил свое название?
— Семейство Лэнгли владеет большей частью прибрежной зоны.
Баллард понимающе кивнул.
— Сейчас наш город называется Поттерсвилл, потому что Джедедая Поттер построил церковь. Клянусь тебе, милая, ты не окажешься в грязной дыре, похожей на Талли. Наш городок привлекает семейных людей. У нас имеются приличные места, вполне пригодные для земледелия и скотоводства.
Она нежно погладила его по щеке и улыбнулась, когда он поцеловал ее ладонь.
— Со мной все будет хорошо, Баллард, обещаю тебе. Я не стану недовольно поджимать губы, если у меня не будет роскошного особняка. Я шла на этот брак с открытыми глазами, и меня устроит все, что ты сможешь мне предложить.
Он еще крепче обнял Кловер, у него не было оснований не верить ей, но сомнения не покидали его. Конечно, она никогда не станет жаловаться или упрекать его, но он все же опасался разочаровать ее. Он думал, что вдали от Ланглейвилла, от всего того, что ей было так дорого, сомнения в том, что он сможет сделать счастливой свою жену, оставят его. Он наивно полагал, что, добравшись до Кентукки, вернет себе былую уверенность в собственных силах. Вместо этого он все больше и больше осознавал разницу между тем, что он мог ей предложить, и тем, к чему она привыкла. Он очень боялся разочаровать ее, не оправдать ее ожиданий.
