Наталья Павлищева - Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного
Вот и в этот раз тарелок с салмой было шесть. Часниджир-баши попробовал салму, остался доволен, ее разложили по тарелкам и отнесли к Повелителю. Султан поужинал, в том числе отведав и салмы, а когда остатки и посуду принесли на кухню, страстный любитель салмы Васим ухватил кусочек с другой тарелки и…
Одно радовало – смерть была мгновенной, не мучился.
Мгновенно перетряхнули всех часниджиров, раскладывавших еду и подносивших тарелки к султанским покоям, но добиться ничего не сумели, потому что один из слуг вдруг схватил такой же кусочек и последовал за Васимом. Видно, не желал терпеть предстоящие пытки. Остальных все равно пытали, потому что преступник мог быть не один.
И теперь часниджир-баши мучился вопросом: как сообщить султану о произошедшем? Сообщил Ахмед-бей, кому, как не ему – главе разведки и безопасности, – расследовать это дело?
Виновный был известен, а вот кто его прислал, так и не узнали. Это плохо, потому что, как ни усиливай меры безопасности, отравить еду легче всего.
Повелитель запретил упоминать об этом вслух, но от Ахмед-бея потребовал тщательного расследования, не бывает преступлений без следов, с кем-то должен быть связан убийца, кто-то его привел на кухню, кто-то дал столь сильный яд.
– Все будет исполнено, мой султан.
– Ахмед-бей, враг очень силен и хитер, все знает о том, как организована работа кухни. Это может быть только свой.
Благодаря быстро принятым мерам слух о том, что Повелителя хотели отравить, ни по Топкапы, ни по Стамбулу не разнесся. Сулейман вовсе не желал, чтобы знали о такой попытке. Часниджира-баши назначили нового, не потому что прежнему больше не доверяли, просто он был не в состоянии что-либо делать, лежал пластом и только охал.
Сулейман, услышав о попытке отравления, замер, словно окаменел.
Его пытались отравить, и не раз. В первый раз спасла Хуррем, буквально заставив валиде дать Сулейману средство, которым спасали от яда ее саму.
Сулейману живо вспомнились те дни…
Повелитель при смерти! Это как гром с ясного неба, как внезапная ночь среди дня. Взвыли многие.
Хуррем просто окаменела. Случилось то, чего она опасалась больше всего. Если султан не выживет, то и сбежать не успеешь.
Гарем притих, валиде заперлась в своих покоях, не выходя, к себе никого не звала, сама ни к кому не ходила. Махидевран, напротив, ходила по гарему хозяйкой, все понимали, почему – будущая валиде-султан.
Янычары в своих казармах на всякий случай проверяли оружие.
Лекари суетились в покоях султана и рядом с ним, но ничего толком сказать не могли, лишь разводили руками и поили Повелителя общеукрепляющими снадобьями. И без того бледный Сулейман совсем побелел, он лежал, ни на что не жалуясь и просто ожидая смерти. Султан все слышал, но не мог ни открыть рот, ни пошевелиться.
Это очень тяжело, когда вокруг суетятся, не зная, что слышишь, обсуждают то как лечить, то насколько это состояние опасно, то что будет после смерти. Он и сам понимал, что ничего хорошего, потому что Мустафа мал, а янычары, которые за него, быстро сместят Ибрагима. У Ибрагима не столько власти и сил, чтобы противостоять янычарскому корпусу, но и сдаться просто так визирь не сможет. Значит, будет война внутри страны. Война внутри почти неизбежно означает нападение извне.
Сулейман не думал ни о Махидевран, ни о Хуррем, ни даже о детях, кроме одного – Мустафы, и то только потому, что тот наследник. Кто мог подумать, что при смерти окажется тридцатиоднолетний физически сильный и здоровый человек? Никто, а потому и к смене власти тоже не готовы.
Мысли умирающего султана были о том, что все старания предков, все их достижения будут бездарно потеряны из-за того, что кто-то сумел его отравить. И уже не столь важно, кто придет к власти, что будет с женщинами и детьми. Сулейман готовился к встрече с предками, которые обязательно укорят его в такой неготовности и потере.
Никто не знал, что это Хуррем принесла какое-то питье и убедила валиде попробовать. Помогло, но и Хафса, и сама Хуррем понимали, что говорить о средстве нельзя, его немедленно объявят колдовским и в отравлении обвинят саму Хуррем.
Но ей было неважно, кто что подумает, главное, чтобы помогло Сулейману.
Валиде влила противоядие в разжатые ножом зубы сына и долго сидела рядом, со страхом и надеждой наблюдая, как возвращается к нему жизнь.
По гарему разнеслось: Повелитель будет жить! Спасла его валиде, принесшая какое-то лекарство. Махидевран попыталась прийти к Хафсе, чтобы расспросить толком, но та не хотела никого видеть.
Утром Сулейман не просто открыл глаза, он даже сел на постели и смог поесть. Потом попросил позвать валиде. Хафса, сама едва пришедшая в себя от переживаний, пришла тут же.
Султан знаком отослал из комнаты всех, тихонько произнес:
– Валиде, благодарю вас, это вы спасли мне жизнь. Я не мог пошевелиться или что-то сказать, но все слышал. Слышал, как вы разжали мне зубы и влили в рот лекарство, после этого стало легче.
И Хафса не смогла солгать:
– Это не я, это Хуррем.
– Я слышал, как это делали вы.
– Но противоядие дала Хуррем.
– Почему она? – взгляд Сулеймана стал настороженным.
– Хуррем вынудила кизляра-агу узнать все симптомы болезни и поняла, что у нее были такие же, когда рожала Михримах. Ее тогда спасла Зейнаб. Хуррем приходила с противоядием сюда сама, но Ибрагим-паша не пустил. Тогда она явилась ко мне и просто заставила сделать это меня. Можешь благодарить свою Хасеки.
Сулейман чуть задумался, потом покачал головой:
– Пока никому ничего не говорите, что-то здесь не так…
– Она действительно переживала. Не думаю, чтобы сначала отравила, а потом пыталась спасти, да и не выгодно ей травить…
Это верно, последняя, кому выгодна смерть султана, – Хуррем, ей и ее детям в этом случае пришлось бы хуже всего. Тогда кто? Верно говорят: хочешь понять, кто преступник, подумай, кому выгодно. Но выгодно получалось янычарам и… Махидевран. Хафса с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что Махидевран вчера едва ли не комнаты заново делила.
– Пусть Хуррем придет, поговорить хочу.
Валиде с тревогой посмотрела в бледное лицо сына:
– Мой сын, может, не сейчас? Вы еще слишком слабы.
– Я не буду расспрашивать об отравлении, просто хочу видеть…
Второй раз во время похода спасла собственная предусмотрительность. Понимая, что возможно отравление, его врач Хамон-старший постоянно давал противоядие, но сам Хамон заболел (здесь не было отравления, просто старость), а его сын, тоже врач, отсутствовал, ухаживая за умирающим отцом, враги султана сменили яд, и Сулейман едва выжил.
