Мэдлин Хантер - Обладание
Его язык настойчиво проникал в нее, исследуя, пробуя, повелевая. Его сердцебиение подавляло ее пульс, подчиняя его своему ритму. Приливы жара захлестывали ее, выжигая последние остатки нежелания и нерешительности. Мойра обняла его, желая почувствовать надежность, а в ответ он так прижал ее к себе, что груди стало больно. Скорость, с которой в закипающей страсти испарилось казавшееся — столь незыблемым благоразумие, пугала и возбуждала одновременно. Она потеряла способность управлять собой, беспомощная перед половодьем ощущений и желаний, от которых все тело пробирала глубокая дрожь.
Он разорвал поцелуй и принялся покрывать ласками ее лицо. Его пальцы пробрались за мочку уха, скользнули по шелковистым волосам, державшим головное покрывало на булавках. Он убрал почти невесомую ткань и приник губами к ее шее.
— Ты спрашиваешь, чего я хочу от тебя, Мойра, — произнес он, не прекращая поцелуев, покусывая ее за мочку уха, лаская так, что она готова была лишиться сознания. — Я хочу получить от тебя все. Я хочу узнать тебя до последнего дюйма, я хочу знать все твои мысли. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне так, как только может женщина принадлежать мужчине, и на меньшее я не согласен, — рука отправилась в путешествие вниз по ее телу, распаляя ее страсть до невыносимых пределов. — Но я не стремлюсь соблазнить тебя, и уж тем более — сделать что-то против твоей воли. Не стану отрицать, я хочу тебя всю, и повторяю, что на меньшее не соглашусь.
Словно откликаясь на его откровенные слова, в ней запылали страстные язычки огня желания. Не обращая внимания на обещание сдержанности, данное себе, она без оглядки погрузилась в ощущение нового поцелуя. Долгого. Требовательного. Щедрого. Его ладонь прижалась к ее груди, словно изучая бурлящий поток крови внутри.
Он обнял ее за шею, и обе руки потянулись к шнуровке платья. Пока его пальцы были заняты развязыванием узла, он целовал ее висок и волосы. Она опустила голову и посмотрела на выскальзывающую из петель перекрещивающуюся шнуровку, ряд за рядом сползающую под грудь. Воспоминание о том, что она не должна позволять ему делать это, вспыхнуло в сознании, и Мойра напряглась.
— Нет, Мойра, — выдохнул он, проводя пальцами по ключице и дальше, вниз, к груди. — Я беру только то, что ты уже отдала мне.
Рука нырнула под скрывающую грудь мягкую ткань, и все чувства Мойры смешались в запутанный клубок при одном лишь нежном прикосновении. Возбуждающие поцелуи и уверенные ласки безжалостно разрушали ее жалкие оборонительные редуты. Она сжалась, стремясь не потеряться во всепоглощающем наслаждении. Его пальцы нашли твердый сосок и принялись играть с ним, сводя ее с ума. Пульсирующий голод пробудился в ее лоне. Низкий стон вырвался из груди, и она, окончательно потеряв самообладание, отдалась во власть уносящих ее в неведомую даль волн страсти. В этом чувственном мире существовал только Аддис; он был реальнее, чем она сама, его сила была тем спасательным плотом, за который она цеплялась изо всех сил.
Он убрал с ее плеч платье, осторожно сдвинул бретельки нижней рубашки. Опустил ткань вниз по рукам до локтей, обнажая грудь. Прохладный ночной воздух щекотал ее кожу, как дразнящее дыхание. Руки оказались в плену спущенного платья, она не могла воспользоваться ими, и ей оставалось только принимать его поцелуи и ласки, она же не могла даже обнять его. Ощущение собственной беспомощности и мешало, и возбуждало одновременно.
Он наклонился над ней, заслоняя собой ночное небо. Его дыхание смешалось с ночным ветром, и через мгновение она ощутила его на груди. Чувствуя под собой опору его руки, она бесстыдно изогнулась, предлагая себя. Все ее тело содрогалось от неутолимого желания, а он целовал, обнимал и ласкал ее.
Никаких мыслей. Не стало ни вчера, ни завтра. Исчезли чувства, улетучились планы. Остались только сладостное единство, пронзительное наслаждение и болезненно-сладкое желание.
Он прихватил зубами сосок, и ее негромкий стон растаял в шорохах ночи. Он сдавил его губами. Ее быстрое прерывистое дыхание шумело в ушах, как голос, отсчитывающий сокращения сердца. Ночь вторила ее дыханию. Жужжание насекомых, шепот ветра, духи камней и деревьев — казалось, во всем отражается их первобытная близость.
Он подвинулся, откинулся на стог сена и посадил Мойру к себе на колени так, что она спиной прижалась к его груди. Они оба могли любоваться звездами, а он видел и ее освещенное луной лицо. Аддис положил руки ей на грудь. Ее глаза закрылись, губы беззвучно зашевелились. Он дразнил темные соски и ловил каждое движение чутко реагирующего тела. Ритмичные сокращения бедер и ягодиц. Гибкое потягивание, требовавшее большего. Он поразился тому, какую радость эта женщина испытывает от доставляемого ей удовольствия. Покой и умиротворенность обладания ею привели его в благоговейный трепет. Казалось, даже звезды серебрятся в такт ее дыханию. Среди звезд сияла заблудшая половинка луны. «Иди, ищи себе другую женщину, Меланий. Эта принадлежит только мне».
Ее страсть становилась все сильнее; с губ срывался слабый стон. В изнеможении Мойра раздвинула ноги; он слегка согнул свою ногу в колене, и она оказалась верхом на его бедре. Чувственное давление вызвало очередной виток желания. Полуопущенное платье все еще сковывало ее движения, и Мойра нервно изогнулась, пытаясь высвободиться из него. Ей это удалось, она яростно вцепилась в бедро Аддиса, всем телом вдавливаясь в него. В ее горле родился и застрял хриплый умоляющий крик.
Он обхватил ее обеими руками, прижимая к себе, прижимаясь губами к нежной щеке; руки же не оставляли в покое упругую грудь. Благоразумие вступило в непримиримый спор со страстью. Если он захочет взять ее сейчас, противиться она не станет. Об этом явственно говорила неуемная дрожь женской плоти в его руках. Собственно, это входило в его намерения даже тогда, когда он запутывал ее фальшивыми обещаниями сдержанности. Неожиданно Аддис ощутил, что ему не хочется портить совершенство ее наслаждения, забирая часть его себе. Ему необходимо, чтобы ее желание стало полным и осознанным. Он не хотел иметь дело с ее запоздалыми сожалениями впоследствии.
Вокруг них плавали звезды и прохладный ночной ветер. Духи требовали, чтобы он довел ритуал обладания до логического завершения. Потребность эхом отдавалась и в его собственном теле. Сверху вниз на них снисходительно смотрел Меланий, и расплывчатые пятна на полумесяце, казалось, складывались в насмешливую ухмылку.
Аддис поднялся, поднимая Мойру на руках.
— Я несу тебя в постель, Мойра.
Он зашагал через двор к дому, удаляясь от духов и сил природы, в один голос требовавших, чтобы он воспользовался готовностью женщины.
