Маргарет Мэллори - Воитель
– Не обращай на нее внимания, – сказал он.
Мойра ожидала, что Дункан все объяснит ей, но он не прибавил к этому ни словечка. Это был один из тех случаев, когда она считала его угрюмое молчание скорее возмутительным, чем привлекательным.
– Значит, ты каждый день тосковал по мне? – бросила ему Мойра. – Вижу, твое страдание не мешало тебе спать не в одиночку.
– Некоторое время Рона и я давали друг другу то, что каждому было нужно, вот и все, – равнодушно пожал плечами Дункан.
– И это все, что ты можешь сказать? – Мойра уперлась руками в бедра. – Судя по тому, как была расстроена Рона – и по тяжелой сумке у нее на плече, – вы довольно долго удовлетворяли потребности друг друга.
О, она говорила, как мегера. Конечно, ее можно понять. Но неужели она ожидала, что эти последние семь лет Дункан будет жить монахом? Но понимая, что у нее нет оснований чувствовать себя оскорбленной, Мойра не могла подавить это чувство и, отвернувшись, остановила взгляд на овце, щипавшей траву на склоне холма.
– Зайдешь? – предложил Дункан.
Что ж, она проделала довольно длинный путь сюда, и ей было любопытно увидеть, где живет Дункан, а кроме того, разговор между ними еще не окончен.
Отойдя в сторону, Дункан пропустил Мойру внутрь и закрыл за ними дверь. Сар, который, очевидно, во время перепалки незаметно вошел в дом и теперь лежал перед очагом, занимая половину комнаты, повернул к Мойре голову и приветливо завилял хвостом.
– Уходи, – сказал ему Дункан, и волкодав с виноватым видом прошмыгнул мимо нее.
Мойра присела на край одного из кресел и огляделась – комната была маленькая, но чистая и уютная. Собираясь продолжить разговор, Мойра постукивала пальцами по колену и ждала, чтобы Дункан тоже сел.
– Почему именно Рона? – спросила она.
– Мне жаль, если она тебя расстроила, – сказал Дункан, но это был не ответ.
– Она рассержена. Но вряд ли права. Я бы навсегда осталась с тобой, если бы ты не уехал во Францию.
Она не стала повторять обвинение Роны в том, что Мойра и теперь не останется с Дунканом. Если бы у Мойры было хотя бы немного разума, она бежала бы вниз по склону холма.
– Тебя не было, – сказал Дункан.
– Ну и что?
– В этом причина того, что я оказался с Роной, – объяснил Дункан, открыто встретив взгляд Мойры. – Ты единственная женщина, которая значит для меня все. Рона это знает, и все знают.
– О Боже! – Только когда она была готова убежать, он сказал ей что-то подобное, но хуже всего, что Дункан полагал, что уверен в своих словах, в своей правоте.
И в течение следующих нескольких часов Мойра собиралась дать себе возможность тоже поверить.
Она взяла арфу, стоявшую рядом с ее креслом, и подала ее Дункану.
– Сыграй для меня ту песню, – попросила она. – Ту, о черноволосой девушке.
Настраивая арфу, Дункан несколько раз перебрал струны, а потом посмотрел на Мойру нежными светло-карими глазами, и его сочный голос наполнил маленький дом песней о любви и желании:
Черный – цвет волос моей единственной любимой,Ее губы подобны нежным лепесткам роз,У нее самая чудесная улыбка и самые нежные руки,И я люблю землю, на которой она стоит.Я люблю свою милую, и она это хорошо знает,Я люблю землю, по которой она ходит,И надеюсь, скоро настанет день,Когда она и я станем единым целым.
Дункан понимал, что не нужно было снова петь ей эту песню и полностью открывать перед Мойрой свои чувства. Однако бессмысленно и скрывать их. Мойра в глубине души знала, что семь лет назад он отдал ей свое сердце и что он не тот человек, чье отношение легко меняется.
Для него все стало ясно, когда он увидел Мойру в своем убогом домике. Однако, когда Мойра стала перед его креслом и взглянула вниз на него своими синими глазами, нежными, как бархат ее платья, Дункан понял, что отдаст жизнь за то, чтобы быть с ней. И никому ее не отдаст.
Забрав у него арфу, Мойра отставила ее в сторону и протянула Дункану руки.
– Отведи меня в постель.
Глава 22
– Я рад, что ты пришла. – Взяв в ладони ее лицо, Дункан прижался к ней долгим нежным поцелуем.
Когда Дункан, подняв Мойру на руки, понес ее в другую комнату, Мойра засмеялась, потому что ему пришлось повернуться боком и наклонить голову, чтобы пройти через низкий дверной проем. Простая с деревянным каркасом кровать, покрытая толстым одеялом, занимала большую часть спальни, которая, как предположила Мойра, была переделана из той половины дома, что обычно отводится для скота.
Единственное окно за кроватью было плотно закрыто от зимних ветров, но Мойра представила себе, что в погожий день, когда оно открыто, Дункан, лежа в кровати, может любоваться величественной картиной моря и гор.
Не обменявшись ни словом, они быстро разделись в тесном пространстве возле кровати, и, когда забрались под толстое одеяло, под их весом затрещали удерживающие матрац веревки. Спальня была такой маленькой, а кровать такой уютной, что Мойре показалось, будто они с Дунканом заключены в теплый кокон.
Обняв его за шею, она рассматривала лицо Дункана. Его черты были резкими, выражение серьезным, но в светло-карих с золотыми крапинками глазах светилась теплота. Дункан погладил Мойру по округлому бедру, и у нее вырвался вздох.
Пока они находились у Маккриммонов, Дункан проявлял терпение и давал ей время поверить его ласкам. Под его нежными прикосновениями ее тело снова вернулось к жизни, и теперь, когда она увидела себя в зеркале, Мойра поняла, что не одна только красота вызывала у Дункана заветное желание.
«Ты единственная женщина, которая значит для меня все. Рона это знает, и все знают».
Маленький дом, скрипящая кровать и сильное тренированное тело Дункана – все это создавало у Мойры ощущение безопасности. А после Шона ей было необходимо почувствовать себя защищенной и желанной, прежде чем полностью поделиться с мужчиной своим телом.
Готова ли она? Мойра провела руками по груди Дункана, наслаждаясь ощущением крепких мускулов и жестких волос под ладонями, а когда он, сдвинув руку ей на спину, притянул ее ближе для горячего поцелуя, закрыла глаза и прижалась к нему. Да, она готова. И пусть все произойдет.
Мойра как кошка потерлась об него, чтобы лучше ощутить его твердую грудь своими чувствительными грудями, и Дункан, застонав, еще крепче прижал ее к себе. Их поцелуи стали еще более горячими, а его копье, упершееся ей в живот, пробудило внутри Мойры острую потребность. Она крепко прижималась к Дункану, стремясь стать еще ближе, а их языки двигались в едином ритме, древнем, как вечность.
