Александр Корделл - Мечты прекрасных дам
– Так мы сегодня с утречка встречаемся со стариком Таем? – спросил он.
– Да, чтобы застать его врасплох, – сказал Эли, – пока мозги еще не проветрились.
– Значит, надо встать до рассвета, босс! Это хитрая лиса. И сколько ты собираешься заплатить ему за его заводец?
– Пять тысяч, и ни доллара больше. Спрос на порох падает.
Они вместе спустились по трапу на берег и пошли вдоль набережной бухты Стэнли.
– Думаешь, он продаст?
– Он только что надул с этой фабрикой чокнутого Чу, и один португальский таможенник все время что-то пытается пронюхать и задает неудобные вопросы, так что цена должна снизиться.
– Если мы ее купим, то ему надо врезать промеж глаз, – сказал Сэм. – Никогда не любил португальских таможенных чиновников.
– Еще бы, – ухмыльнулся Эли.
– Говорят, Чу Апу сбрендил, – продолжал Сэм. – Говорят, бегает по причалу на четвереньках и просит милостыню. Пока он не свихнулся, фабрика принадлежала ему.
Эли кивнул.
– Никто не знает, что с ним произошло. Но у пиратов волчьи законы. Мир принадлежит самым сильным хищникам, но меня не посмеет укусить ни одна собака.
Папа Тай был старостой поселка Стэнли. Маленький и лысый, как гном, он нажил состояние, продавая собственных дочерей.
Он менял одну жену за другой, наложницу за наложницей, – это были несчастные полуголодные существа, доставшиеся ему почти даром в эти голодные времена. Он насиловал их и тут же от них избавлялся, как только они выполняли свои естественные функции. Таким образом, он был отцом сотни мальчиков и девочек, самой младшей и самой красивой из которых была Сулен, сидевшая в этот час на ступеньках отцовского дома и красящая ногти на руках и ногах.
Когда ей было четырнадцать, отец продал ее Чу Апу. Но теперь, когда Чу официально признали невменяемым, Сулен получила свободу, и ее снова можно было продать.
В это утро она выглядела спокойной и безмятежной. Она расчесала на солнце свои длинные черные волосы, стянула их в узел на затылке и украсила их цветами. На ней было желтое шелковое кимоно. Она пребывала в ожидании следующего покупателя. И Эли не мог не признать, что выглядит она потрясающе.
– Ты пришел к моему папе Таю? – поднялась Сулен. И, услышав у дверей голоса, из своего глинобитного домика появился и сам Папа Тай.
– Ты пришел по делу? – Он осклабился, обнажив черные зубы. – Если тебе нужна женщина, у меня осталась только одна дочь, самая младшая, но она дороже золота.
– Я пришел, чтобы купить пороховой завод Чокнутого Чу, – сказал Эли. – Говорят, теперь он твой.
– Каждый кирпичик, каждая палочка! – Старик смотрел, на Эли своими раскосыми глазами.
– Назови цену!
– Десять тысяч мексиканских долларов.
– Пять тысяч и не валяй дурака!
– Шесть.
– Четыре.
– Шесть тысяч и моя дочь Сулен.
– Четыре, – сказал Эли. – У меня не было женщины полмесяца, но я не покупаю детей. Невинность – товар бесценный.
Папа Тай скривил свое морщинистое лицо.
– Ребенок? Невинная? – Он загоготал. – А разве не она была женой этого зверя Чу Апу?
– Потому она мне и задаром не нужна, – сказал Эли. Услышав это, Сулен сжала кулаки.
Тем временем Эли совал деньги в жадные ладони старика.
– Поговаривают, что чиновник португальской таможни здесь что-то разнюхивает, – сказал он как бы между прочим. – Это так?
– Ищет завод? Ничего подобного! Пока я сам не покажу, как туда добраться, его не найти. Между прочим, приятель, у меня неплохие контакты с борделями Бека де Роза, так что если тебе нужна зрелая женщина, то я тебе достану сию же минуту.
– В Гонконге двадцать шесть борделей. Здесь больше борделей, чем семейных английских домов. Так что мне нет необходимости отправляться в Макао, старина. Как насчет контракта?
Папа Тай написал бумагу, подтверждающую факт продажи порохового завода, и они оба ее подписали.
– А я как же? – спросила Сулен.
– Сколько тебе лет? – спросил Черный Сэм.
– В Месяц Белых Рос мне исполнится пятнадцать.
– Когда станешь женщиной, тогда и поговорим, – сказал Эли.
– Чтоб вас обоих блохи заели, – с ненавистью в голосе произнесла Сулен.
– Счастливо оставаться, – сказал Эли, ставший теперь владельцем порохового завода Стэнли. Забрав договор, он направился к своей посудине.
– А ты покажешь мне завод, папа? – спросила Сулен, глядя им вслед.
– Зачем тебе?
– Потому что мой друг капитан да Коста все время меня спрашивает, где он находится.
– А он заплатит за информацию?
– Пока он хочет только меня.
– Ты стоишь большего, мое дитя. Тебя можно будет продать во время следующего мясного аукциона в Кантоне за несколько долларов, но месторасположение завода стоит приличных денег. Поскольку завод теперь не мой, спроси его, сколько он мне заплатит, если я его туда отведу. – Он коснулся лица девушки своими узловатыми пальцами. – Ты ненавидишь Эли Боггза за то, что он от тебя отказался?
– Я его ненавижу больше всего на свете!
– Тогда продай его. Так ему и надо. В любви, как и в войне, все позволено, как говорят нам эти поганые иностранцы.
19
В тот вечер, по какому-то странному и темному стечению обстоятельств, Анна Безымянная находилась в своем украшенном цветами сампане и тихонько рыбачила, именно таким образом проститутки гавани, работающие в борделе «Цветок в тумане», завлекали своих клиентов.
История умалчивает о том, специально ли она пыталась завлечь Эли Боггза под навес своего сампана (где обычно клиенты и предавались восторгам любви), но во время судебного разбирательства Эли заявил, что так и было: на суде его обвиняли в пиратстве, что грозило ему виселицей.
Анна пела лучше и нежнее, чем до того как отправила на тот свет нескольких пиратов, и Эли, изучавший купчую на пороховой заводик, только что приобретенный у Папы Тая, отвлекся от своих бумажек.
Был тихий вечер, и вода в гавани была похожа на черный бархат. Эли наклонил голову и прислушался. В дверцу его каюты просунулась голова Черного Сэма.
– Нам везет, хозяин. К нам подплывает украшенный цветами сампан.
– Да? – ответил Эли. – Мне приходилось их и раньше встречать. Я не очень-то люблю на них бывать.
– Но у нее такие благовония, – ответил Черный Сэм. – Чувствуется даже отсюда. После вони стэнлийского базара они просто притягивают нос.
– Если она пахнет так же нежно, как и поет, то позови ее сюда на корабль.
Но в это мгновение пение внезапно оборвалось, что удивило обоих. Черный Сэм вышел на палубу, шаря глазами по темной воде, чуть серебрящейся под лунным светом. Ни волны, ни плеска, как будто рука Господа протянулась с небес и, схватив певицу, унесла ввысь, в бесконечность.
