Пьер Лоти - Исландский рыбак
И большая могила моряков была совсем рядом — движущаяся, ненасытная, наносящая по скалам глухие удары. Моряки знали, что однажды ночью окажутся в ней и будут отчаянно биться среди буйства тьмы и холода…
Но стоит ли думать об этом, когда ты на суше, когда ты укрыт от этой не имеющей выхода ярости. И в бедном, мрачном жилище, где гулял ветер, двое отдавали себя друг другу, забыв обо всем, даже о смерти, опьяненные, с наслаждением поддавшиеся вечной магии любви…
Шесть дней они были мужем и женой.
Когда рыбаки готовились выйти в море, их заботы становились всеобщими. Поденщицы в корабельных бункерах укладывали соль, мужчины готовили оснастку. И в отчем доме Янна мать, сестры трудились с утра до вечера, делая зюйдвестки и вощеную одежду — полный рыбацкий комплект. Погода стояла пасмурная, и море, чувствуя приближение равноденствия, волновалось и шумело.
Го с тревогой переживала эти неизбежные приготовления, считая бегущие часы и ожидая вечера, когда работа закончится и Янн снова будет принадлежать ей одной.
Неужели ей предстоят такие вот разлуки каждый год? Она надеялась, что когда-нибудь сумеет удержать его, но сейчас не осмеливалась заговорить об этом… Янна тоже мучила мысль о скором расставании с любимой, с прежними любовницами он никогда не испытывал ничего похожего. Теперь он чувствовал какую-то совсем иную, доверчивую нежность; объятия Го были совершенно иными; каждую ночь эти двое со все большим упоением предавались любви, но так и не могли утолить любовную жажду…
Совершенной неожиданностью было для нее то, что Янн, который всегда пренебрежительно обращался с влюбленными в него девушками, с ней оказался таким ласковым и нежным и предупредительным. И эти качества казались в нем абсолютно естественными. Она обожала милую добрую улыбку, которая появлялась на лице мужа, как только глаза их встречались. У этих простых людей есть врожденное чувство уважения к ее величеству супруге, пропасть отделяет ее от любовницы, предмета удовольствия, которой, презрительно улыбаясь, словно бросают обратно ее ночные поцелуи. Го была супругой, он и она теперь — единая плоть и таковой останутся на всю жизнь.
…Счастье смешивалось с тревогой. Слишком неожиданным было оно и казалось зыбким, словно мечты…
Крепкой ли будет у Янна любовь?.. Порой Го вспоминала его подружек, его вспышки гнева, его любовные приключения, и ей становилось страшно: сохранит ли он эту безграничную нежность, это кроткое почтение к ней?..
Поистине, для такой любви, как их, шесть дней супружества — ничто, крохотный аванс, в лихорадке взятый у жизни, которая может быть еще такой длинной! У них почти не было времени, чтобы видеться, разговаривать, осознать, что они принадлежат друг другу. Все их планы о совместной жизни, исполненной тихой радости, вынужденно откладывались на потом, когда Янн вернется из плавания…
О, в будущем нужно любой ценой не дать ему уехать в эту Исландию!.. Но как это сделать? На что они будут жить, оба такие небогатые?.. И потом, он так любит свое ремесло…
И все же, несмотря ни на что, в следующий раз она попытается его удержать, употребит на это всю свою волю, весь ум и все сердце. Быть женой рыбака, каждый год с тоской ждать приближения весны, каждое лето проводить в мучительной тревоге — нет, теперь, когда она обожала его так, как не могла себе даже представить, ее охватывал ужас при мысли о будущем…
У них оставался один-единственный весенний день. Это было накануне отплытия. Янн никуда не спешил. Они гуляли, взявшись за руки, как гуляют влюбленные, прижавшись друг к другу и говоря о самых разных вещах. Добрые люди, видя их, улыбались:
– Это Го с Большим Янном из Порс-Эвена. Они совсем недавно поженились!
Настоящая весна! В этот последний день странно было вдруг увидеть полное спокойствие в природе: на небе, по которому еще вчера неслись тучи, не было ни единого облачка, ветер стих. Море сделалось нежным и ласковым, до самого горизонта простиралась одна и та же бледная голубизна. Ярко сияло белое солнце, и суровый бретонский край насыщался этим светом, словно чем-то лакомым и редкостным. Казалось, земля вокруг, вплоть до самых отдаленных уголков, ожила и повеселела. В воздухе разлилось восхитительное тепло, запахло летом, хотелось думать, что так останется навсегда, что никогда больше не будет пасмурных дней и ненастья. Бухты и мысы, на которые уже не ложились изменчивые тени облаков, вырисовывали на небе большие недвижные контуры и тоже будто наслаждались спокойствием, которому не было конца… Казалось, природа стремится сделать нежным и вечным праздник их любви, и уже кое-где, вдоль канав, появились ранние хрупкие цветы — примулы и фиалки.
Когда Го спросила:
– Как долго ты будешь любить меня, Янн?
Он, удивленный, ответил, глядя ей прямо в лицо красивыми искренними глазами:
– Всегда, Го…
И это слово, так просто сказанное, казалось, заключало в себе подлинную вечность…
Она держала мужа под руку. В упоении сбывшейся мечты, Го прижималась к нему, по-прежнему мучимая тревогой: завтра он, как большая морская птица, улетит далеко… И она не в силах помешать ему…
С тех тропинок в скалах, где они гуляли, была хорошо видна вся округа — местность, лишенная деревьев, поросшая низким утесником и усеянная камнями. Тут и там, на скалах, стояли дома рыбаков — с их старыми гранитными стенами, соломенными крышами, высокими и горбатыми, позелененными молодыми ростками моха. А в дальней дали море, словно огромное прозрачное видение, рисовало свой вечный, гигантский, стремящийся все объять круг.
Ей хотелось рассказать мужу много удивительного и замечательного о Париже, где она когда-то жила, но он не интересовался этим.
– Так далеко от берега, — говорил Янн, — среди сплошной суши… Это, должно быть, вредно. Столько домов, столько людей. В этих городах, наверное, есть дурные болезни… Нет, я бы не хотел жить там, это уж точно.
Она улыбалась, с удивлением обнаруживая, что этот огромный парень, в сущности, наивный ребенок.
Временами они спускались в лощины, где росли настоящие деревья, укрытые от морского ветра. Там холодный воздух был влажен, зелень застилала опавшая листва, окаймленную утесником дорогу затеняли ветви деревьев, потом она суживалась меж стенами ветхих спящих домишек. И непременно впереди, среди мертвых веток, высилось изъеденное распятие с большим деревянным Христом, мучимым нескончаемой болью.
Потом тропинка поднималась, и вновь открывались необъятные горизонты, вновь грудь дышала живительным воздухом гор и моря.
Янн, в свою очередь, рассказывал Го об Исландии, о бледном лете без ночей, о косых лучах никогда не заходящего солнца. Го многого не понимала и просила объяснить.
