Молли Хейкрафт - Прекрасная Джоан
Милая Беренгария! Что бы я делала без ее молчаливого участия и тихой дружбы? Я часто думала вот о чем: если бы между ней и Ричардом возникло более горячее чувство, мы с нею не сдружились бы так…
Я пыталась излечить свое раненое сердце, вспоминая о наших бедных солдатах. Мы считали, что худшие наши испытания позади, когда Акра пала и мы покинули тамошнюю нездоровую местность. Как мы были не правы! Епископ Губерт Вальтер, прискакавший вскоре из нового лагеря, Бейт-Нубы, поведал Ричарду о бедственном положении армии.
– Там нельзя оставаться, милорд! И люди, и лошади каждый день умирают от холода и гнилой пищи. На голой равнине не укрыться от сильного ветра, который сносит палатки; хлеб и мясо промокли насквозь, оружие и доспехи ржавеют, как их ни смазывай маслом. В лагере не осталось ни одной сухой рубахи, ни одного сухого одеяла. И все же наши солдаты счастливы, потому что оказались вблизи от Священного города. Вы бы видели, милорд, как они радовались, как бросали в воздух шлемы! Даже больные присоединяли к общему хору свои слабые голоса… Все горят желанием поскорее перейти горы и освободить Иерусалим. Они ждут только вашего приказа, милорд…
Ричард со стоном закрыл лицо руками.
– А я сижу здесь и не смею отдать им такой приказ! В такую погоду обозам понадобятся дни… недели, чтобы добраться до армии, и я еще мало узнаю об укреплениях Иерусалима. Мне нужно встретиться с другими вождями нашего похода и без дальнейших отлагательств решить, что делать дальше. Созовите их, дорогой сэр, соберите их моим именем.
Когда Губерт Вальтер вышел, Беренгария подошла к мужу и взяла его за руку, это меня удивило.
– Я хотела бы присутствовать на вашем совете, милорд, – сказала она, – и леди Джоан, наверное, тоже. Разве мы не участницы похода?
– Еще какие! – сердито перебила ее я. – На поход пошли мои двадцать тысяч унций золота и твое приданое. По-моему, мы имеем полное право присутствовать.
Неожиданно Ричард улыбнулся.
– Успокойся, Джоан, – сказал он. – Разумеется, вы обе внесли большой вклад в наше святое дело, и ваше присутствие на совете более чем желанно. Меня можно обвинить во многих грехах, милые дамы, но только не в неблагодарности.
Посовещавшись, мы с Беренгарией решили, что во время совета будем сядеть в алькове, где стояла походная кровать брата. Там нам все будет слышно, а если понадобится, мы сможем незаметно уйти, так как из алькова есть отдельный выход.
Руководители похода не стали тратить время на пустые разговоры. В основном говорили двое, знавшие о проблемах больше других, – гроссмейстер ордена тамплиеров и великий магистр госпитальеров. Рыцари этих орденов всегда помогали крестоносцам и давали им приют.
– Иерусалим осадой не взять, – говорил храмовник. – Союзники Саладина засели в пещерах и на холмах, окружающих равнину, на которой стоит город. Мы начнем голодать, прежде чем голод изнурит защитников города.
– Тогда мы должны взять его штурмом, – сказал Ричард. – Наши солдаты только об этом и мечтают.
– Допустим, нам это удастся, – сказал кто-то. – Как мы его удержим? Наши люди захотят вернуться домой; но пока к Саладину регулярно прибывают караваны из Каира, он будет продолжать нападать на нас. Боюсь, милорд король, нам нужно возвращаться в Аскалон, отрезать от него обозы, подождать до весны и только тогда предпринять вторую попытку.
– Великий магистр прав. Мы должны вернуться в Аскалон, – обратился к Ричарду герцог Бургундский. – От имени моего войска и моего короля, Филиппа Французского, я прошу вас, милорд король, согласиться с этим предложением.
Остальные присоединились к герцогу; я поняла, что Ричард вынужден будет уступить.
– Так тому и быть, милорды. Против своего желания и с грустью я уступаю. – Брат вскочил на ноги, подошел к пологу и раздернул его. – Там, на равнине, воины ждут нашего решения. Все они, здоровые и больные, жаждут поскорее взять Иерусалим. А мы теперь должны приказать им свернуть палатки и отступить… отступить! После всех страданий, голода, холода, болезней; после того, как они видели смерть своих товарищей; после того, как мы подошли почти вплотную к Священному городу… Что испытают они, когда я прикажу им повернуться спиной к нашей конечной цели и начать новый утомительный, смертельный поход?
Он оглядел присутствующих, но никто ему не ответил.
– Я не могу сделать этого, милорды, – продолжал брат. – Я знаю, что солдаты… да и наши враги тоже… прозвали меня Львиным Сердцем. Мы вместе смотрели в лицо смерти. Я не хочу оказываться в их глазах малодушным трусом. Милорды, мне не хватит мужества выйти перед солдатами и приказать им отступить.
Глава 19
После окончания совета Ричард вошел к нам за занавес; вид у него был несчастный.
– Сколько носилок понадобится вам для путешествия? – внезапно спросил он.
– Зависит от погоды, – отвечала я. – Если погода будет сносной, я могу ехать верхом…
– Сейчас идет снег; возможно, снегопад продлится еще несколько дней. Но мне понадобится как можно больше носилок!
Я пересчитала придворных дам; Беренгария встала и подошла к мужу.
– В чем дело, милорд? Что случилось?
– Дело в наших солдатах; они не могут уйти из Бейт-Нубы. Сотни солдат замерзают до смерти в снегу; они умрут, если я не предприму немедленных действий. Я дам им все освободившиеся носилки, разрешу ехать на обозных телегах – придется бросить часть припасов, как они ни драгоценны, лишь бы спасти людей.
– Возьмите все наши носилки! – воскликнула Беренгария. – Мы сильные и здоровые. Мы тепло укутаемся и поедем верхом.
– А где верблюды, которых подарил тебе Саладин? – спросила внезапно я.
– Некоторые здесь, некоторые в Рамлехе. Мы используем их как вьючных животных.
– Так отправь нас назад на верблюдах, а лошадей отдай солдатам! Мне давно уже хотелось покататься на верблюде.
Впервые за весь день лицо Рика просветлело.
– Почему бы и нет? Говорят, ездить на верблюде довольно приятно; к ним скоро привыкаешь. Но как же вы, миледи? – обратился он к Беренгарии.
– Пожалуй, я тоже поеду на верблюде, милорд, – с улыбкой отвечала она. – Ни я, ни кто другой не должны мешать вам; и если Джоан может ехать на верблюде, то смогу и я.
Впоследствии мы с Беренгарией не раз пожалели о своем решении. Снег сменился слякотью. В такую погоду тяжело ехать на лошади. На верблюдах же нам пришлось еще тяжелее. С другой стороны, в пути мы не мокли. Верблюды – настолько сильные животные, что мы смогли закутаться во все свои одежды, а так как нам не нужно было самим править, мы закрыли лица плотными вуалями. И тем не менее мы вздохнули, с облегчением, когда караван остановился на привал в Рамлехе, погонщики поставили верблюдов на колени и мы спустились на твердую землю.