Мария Феррарелла - Нежный плен
Она боялась того, что будет дальше. Боялась, что все это кончится до того, как она достигнет конца пути. Никогда прежде она не знала такого смятения.
Но как только его губы коснулись ее губ, как только его тело прижалось к ее телу и они упали на постель, все ее сомнения улетучились. У нее не осталось ни одной мысли, кроме желания идти за ним туда, куда он ее поведет.
Когда Дункан прикоснулся к Бет и его ладони заскользили по его гладкому телу, она застонала, не потеряв, однако, единственной своей мысли и единственной цели. Она хотела, чтобы он принадлежал ей так же, как она будет принадлежать ему.
Дункан уже давно потерял счет женщинам. В свое время они доставляли ему бесконечное удовольствие, но теперь он не мог вспомнить ни одной из них. По существу, можно было сказать, что у него не было женщин вообще. Сама память о них сгорела в объятиях Бет.
Угли, которые раздула в его душе эта девушка, чувства, которые она в нем пробудила, были чем-то необыкновенным и совершенно непознанным. Ему хотелось упасть перед ней на колени в экстазе поклонения и благодарности. Он наслаждался пиром, который она устроила в его честь. И за каждую тайну, которую он открывал ей, одаряла его своей тайной. Дункан почувствовал, что стал совсем другим человеком, и не узнавал себя.
Бет вся была страсть и огонь. Она оказалась такой прекрасной возлюбленной, о которой он не мечтал даже в самых смелых своих фантазиях. Лишая его всех сил, она в то же время придавала ему новую силу.
Сама Бет не смогла бы объяснить, что с ней происходит. У нее для этого просто не было слов. Она чувствовала, что сгорает от желания, от мучительной жажды. Чем больше он ласкал ее, тем больше она хотела новых ласк. Чем больше он ее целовал, тем более страстно она искала его губы.
Когда Дункан почувствовал, что он уже больше не может сдерживать себя, он перевернул ее на спину, удерживаясь над ней.
Вот и пришло время.
Заглянув в ее затуманенные страстью и все еще такие невинные глаза, Дункан подумал, что ей осталось совсем недолго оставаться невинной. Он прижал ее лицо к своей груди. Он навсегда останется для нее первым мужчиной, и не имеет значения, кто будет любить ее потом. Эта женщина всегда будет принадлежать только ему.
Опираясь на локти, Дункан взял ее лицо в свои ладони.
— Тебе будет больно, Бет, — прошептал он. Ему очень хотелось, чтобы это было как-нибудь по-другому! — Я очень жалею об этом. Не хочу причинять тебе боль.
Ей показалось, будто она тонет в его глазах, как в зеленых морских волнах. Но теперь у нее не было страха. Бет еще никогда не чувствовала себя такой уверенной и улыбнулась ему уголками губ.
— Мне будет хуже, если ты не сделаешь этого.
Начиная с этого момента, Дункан потерял всякую власть над собой.
Бормоча ей ласковые слова и обещания, которые она все равно — он это знал — не слышала, Дункан как победитель вошел в крепость и сам стал ее пленником.
Бет оцепенела, испытав ту боль, о которой он ей говорил. Но эта боль тут же прошла, сменившись бушующим пожаром страсти. Пожар этот загорелся в тот момент, когда Дункан проник в нее и начал двигаться то вверх, то вниз. Бет, не желая отстать от него, сделала то же самое, и их тела слились в любовном гимне, который голуби поют на рассвете.
Этот гимн превратился в разгульную, неистовую моряцкую песню, и ритм этой песни становился все неистовее, все яростнее, словно буря, вздыбившая океан. И наконец они вдвоем достигли гребня самой высокой волны. Бет выкрикнула его имя, но его плечо, в которое она вцепилась зубами, заглушило этот крик.
Обессиленный и ошеломленный, Дункан вновь вернулся на землю, хотя по-прежнему был как в тумане и боялся, что в конце повел себя с ней слишком грубо. Он почувствовал, как под ним дразняще опускаются и опадают ее нежные груди. Даже и теперь, усталая и выдохшаяся, она все еще возбуждала его. Дункан чувствовал, как снова воспламеняется в ее объятиях. Что же она была за женщина, если ей удалось так быстро пробудить в нем новое желание и притом без каких бы то ни было усилий?
Собрав последние силы, Дункан приподнялся на локтях и взглянул ей в лицо.
— Бет?
Если бы она попыталась, то наверняка могла бы, протянув руку, схватить целую пригоршню звезд. Благодаря своему возлюбленному, она чувствовала, что сможет сделать все, что пожелает.
— Я все еще здесь, — пробормотала она, закрывая глаза. По ее телу разливалась сладостная истома.
Слегка приподнявшись, Дункан улыбнулся.
— Я это вижу. Но… — проговорил он, целуя ее.
Бет открыла глаза. Неужели он хочет сказать что-то, что испортит ей все удовольствие? Слова лишили бы ее того ощущения счастья, в котором она сейчас купалась.
— Никаких «но». — Прижав пальчик к его губам, она заставила его замолчать. — Я не хочу никаких разговоров, Дункан.
Его глаза смеялись, губы изогнулись в улыбке.
— Как, никогда? — усмехнулся он, несмотря на приложенный к его губам палец.
Она чувствовала жар его дыхания, и это ее возбуждало.
— Нет, — рассмеялась она. — Только сейчас.
Дункан мгновение помолчал, как она просила, и при этом почувствовал, что его возбуждение уступало место другому чувству, более нежному.
— Прости меня, но я должен спросить: тебе было больно?
Бет потянулась, как кошка, нежащаяся на полуденном солнце, и ответила:
— Да.
— Очень?
Она обняла Дункана одной рукой за шею, тронутая тем, что его это волнует. Ей не надо было прислушиваться к словам: достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы прочесть все его чувства.
— Нет, не очень. Цена была невелика за те сокровища, которые я приобрела взамен.
Он ничего не сказал, только прижал Бет к себе. Удовольствие заполняло всю ее без остатка, не оставляя незатронутой ни одной частички ее существа.
В голове Дункана внезапно пронеслись слова, которые он хотел бы сказать ей. Они поднимались из таких глубин его души, о существовании которых он никогда и не подозревал. Прежде он никогда не говорил этих слов ни одной женщине. И если сейчас произнесет их вслух, то свяжет себя навсегда. Однако он промолчал. Потому что она просила его ничего не говорить и потому что осторожность никогда не помешает. Промолчал скорее ради себя, чем ради нее.
Дункан обнимал Бет, радуясь тому, что его пальцы гладят ее руку и он чувствует тепло ее тела. Он так ничего ей не сказал.
Всю ночь они занимались любовью и заснули только на рассвете. Проснувшись, Бет почувствовала себя виноватой. Не потому, что это произошло, а потому, что она потеряла много времени. Ей необходимо было ехать. Осторожно поднявшись, она села в постели.
