Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Эйлит
В таверне толпилось множество людей. Уставшие от волнений лондонцы спешили за кружкой эля поделиться впечатлениями и мыслями по поводу церемонии коронации, которая вот-вот должна была начаться в Вестминстере. Погруженный в мрачные мысли, Голдвин совсем забыл о ней. Но ввалившаяся в таверну свежая компания, громогласно требующая у перепуганного хозяина выпивку, своим криком вернула его к реальности.
Спотыкаясь, он расплатился и вышел за дверь. По улице гордо, плечом к плечу, маршировал отряд норманнских солдат. Заметив, с какой дерзостью они прокладывали себе путь, Голдвин нахмурился и в то же время невольно залюбовался мастерски сделанными доспехами и оружием: они вызывали восхищение.
Вслед за длинной вереницей пеших воинов, в сопровождении надменного священника ехал знатный норманн верхом на превосходном золотисто-рыжем скакуне. В глаза сразу бросались его темные густые волосы и суровое, волевое лицо. Лицо человека, привыкшего повелевать Голдвин сообразил, что видит перед собой не кого иного, как великого герцога Нормандского. Глухие отголоски протеста всколыхнулись в его душе, хотя разумом он давно уже принял Вильгельма как правителя.
В считанные мгновения улицу заполонило победоносно шествующее норманнское войско. Мимо стройными рядами проезжали, сверкая щитами и звякая доспехами, всадники; уверенно печатая шаг, шли стройные лучники. Из таверны повыскакивали подвыпившие зеваки Вытаращив глаза, они с открытыми ртами смотрели на величественную процессию.
— Будь он проклят, — внятно бросил кто-то. Сердце Голдвина сжалось от боли, но он промолчал, так как понимал, что в настоящий момент ни один англичанин не в силах был противостоять иноземному захватчику: тот не имел здесь равных.
Неожиданно людская толпа подхватила Голдвина и понесла его в сторону Вестминстера. Попытка выбраться на обочину успехом не увенчалась. Быстро обессилев, он избрал путь наименьшего сопротивления и, покорно переставляя ноги, вместе со всеми устремился к Аббатству.
Спустя некоторое время Голдвин уже стоял неподалеку от центральных врат главного собора, ожидая сигнала, который известит о том, что английский прелат возложил корону на голову Вильгельма. Оцепившие собор герцогские солдаты обводили толпу настороженными и враждебными взглядами. Вплотную к Голдвину стоял тот самый сакс, который проклинал герцога у таверны. Широко расставив ноги, он с воинственным видом взирал на собор.
— На английском троне должен сидеть англичанин, — сквозь зубы процедил он под одобряющее ворчание соседей.
У Голдвина, как и всегда после чрезмерного возлияния, закружилась голова и к горлу подступила тошнота. В этот момент мимо, переговариваясь на беглом французском, проехали два всадника; один в тяжелых доспехах с огромной железной булавой, другой в нарядной накидке, почти невооруженный. Тот, что был в доспехах, распростился с приятелем и случайно бросил взгляд на стоявшего в первых рядах Голдвина. Он широко улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.
Узнав в рыцаре Рольфа де Бриза, Голдвин сухо кивнул головой и быстро отвернулся. Одно дело любезничать с норманном один на один в кузнице, и совсем другое — на людях. К его ужасу, Рольф направил лошадь прямо в толпу и громко прокричал:
— Эй, сакс, тебя ждут дома! И везде ищут. Чувствуя на себе пристальные взгляды окружающих, Голдвин неохотно обернулся на крик.
— Знаю, — раздраженно фыркнул он. — Уходи и оставь меня в покое.
— Эй, норманнская свинья, убирайся домой! — прошипел уже знакомый сакс. — Уползай в свою нору!
Для того чтобы понять смысл последнего высказывания, Рольфу не требовалось детального знания английского… Окинув опасного болтуна суровым оценивающим взглядом, он резко повернул коня назад.
— Водишь дружбу с норманнами, дружок? — процедил сакс, схватив Голдвина за плечо, как только всадник удалился на некоторое расстояние.
— Нет, просто знакомство. Он разместился в доме по соседству. — Однако скандалист не унимался и снова тряхнул Голдвина за плечо. Чувствуя, как копится внутри готовая выплеснуться наружу безудержная ярость, оружейник сердито оттолкнул обидчика. — Не твое дело! Я был личным оружейником самого короля Гарольда! А братья моей жены пали в битве при Гастингсе. Как ты, пустоголовый крикун, смеешь оскорблять меня?!
Сакс взмахнул кулаком, но внезапно замер, услышав дружный одобрительный гул, донесшийся из собора.
— Виват! Виват! Да здравствует король Вильгельм!
В следующую секунду к голосам норманнов присоединились англичане, но их крик никак не походил на здравицы.
— У-у-у!
В бессильной злобе опустив руку, сакс, привязавшийся к Голдвину, издал боевой клич и твердо шагнул вперед.
— У-у-у» У-у-у!
Крик становился все громче и громче, он распространялся по толпе стремительно, как огонь.
— У-у-у-у!
К кричащим, размахивая дубинками и мечами, прикрываясь огромными щитами, бросились норманнские солдаты. Началась паника, люди ринулись врассыпную. Спустя несколько минут зачинщики переполоха были окружены плотным кольцом.
Голдвин попытался было улизнуть, но не смог: все, кто не успел сбежать, застыли неподвижной массой. Кружившие вокруг бунтовщиков всадники заставили их еще теснее прижаться друг к другу, а затем направили коней в толпу. Прямо перед глазами мелькнули выпускающие струйки пара ноздри гнедого жеребца, красная лента на его могучей груди и сверкающее острие копья. Сакс, который завязал весь этот переполох, пытаясь спасти свою шкуру, толкнул Голдвина на лошадь. Голдвин, потеряв равновесие, упал прямо под копыта. Он успел заметить изогнутые стальные подковы и короткую белую щетину над копытами… А потом на него обрушилась чудовищная тяжесть. Голдвин кричал от ужаса и боли, пока не начал захлебываться кровью. Тем временем лошадь врезалась грудью в толпу. Охваченные паникой, саксы метались из стороны в сторону, то и дело спотыкаясь о тело оружейника. Его пинали и толкали, но он уже не чувствовал ударов. Последнее, что он увидел, было маячившее неподалеку знамя — на кроваво-красном фоне парил черный ворон. В голове Голдвина мелькнула мысль о том, что, видимо, пришла его очередь кормить падальщиков своей плотью. Затем сознание затуманилось и померкло.
К окончанию церемонии порядок был восстановлен. Правда, ценой жизни нескольких человек. Кроме того, рассвирепевшие норманнские наемники подожгли два дома, расположенные вблизи аббатства. Желая умиротворить местных жителей и руководствуясь чувством справедливости, новый король распорядился отнести обезображенные тела в боковую комнату собора, где их могли бы опознать родные. Владельцам сгоревших домов была обещана компенсация.
