Дженнифер Блейк - Обольщение по-королевски
Нервы Анджелины были натянуты, как струны, предчувствие надвигающегося кошмара мучило ее. Она, как никогда, боялась оставаться наедине с Рольфом. Возможно, он намеренно довел ее до такого состояния. Так это или не так, но Анджелина испытывала жуткий страх. И поэтому вздрогнула всем телом, чуть не вскрикнув, когда он с грохотом захлопнул дверь за собой, пропустив ее предварительно вперед. Ей хотелось забиться в угол комнаты, как затравленному животному, но она не позволяла себе выказывать признаки малодушия и, как можно более спокойно и небрежно подойдя к камину, протянула к огню занемевшие от волнения руки.
— Сними с себя одежду.
Анджелина в ужасе резко обернулась.
— Что… что вы имеете в виду?
— Уверен, ты отлично меня поняла.
Он прошел к письменному столу, на котором стоял подсвечник с горящими свечами. Они играли отсветами в его золотистых волосах и отражались в начищенных пуговицах мундира. Принц склонился над столом и, взяв в руку гусиное перо, начал задумчиво поигрывать им в своих гибких сильных пальцах. Держа перо в одной руке, он подошел к Анджелине и, проведя пальцами по широкому вороту ее рубахи, сказал:
— Если я буду вынужден снять все это сам, то от твоей одежды ничего не останется.
— Зачем? — с трудом выдавила она, слова застревали в ее пересохшем горле.
Его синие, ярко пылающие глаза, пристально смотрели на нее, а на щеках нервно поигрывал мускул.
— Ты что же, сомневаешься в привлекательности своего тела или боишься за сохранность своей великолепной кожи?
— А если и то и другое? — она подняла подбородок и прямо взглянула на него своими отважными серо-зелеными потемневшими от нервного напряжения глазами.
— Такая откровенность заслуживает вознаграждения.
— Ваше Высочество… Рольф… — начала она, но не смогла выразить на словах то, что хотела ему сказать, не выдавая своего малодушия и страха перед ним.
Когда его пальцы глубже проникли в ее корсаж и дотронулись до обнаженной груди, она схватила руку принца за запястье.
Он взглянул сверху вниз на ее побелевшие пальцы и опустил ресницы, чтобы спрятать за ними выражение своих глаз.
— Если мои прикосновения так противны тебе, существует простой способ избавить себя от них. Ты всего лишь должна сказать мне то, что я так долго добиваюсь, и я тут же отпущу тебя к тете.
— Я не могу сказать того, чего не знаю.
— Ты лжешь, Анджелина. Я уверен, тебя заставляет молчать страх и преданность семье. И это несмотря на то, что твоя жизнь и смерть — в моих руках.
— Я не боюсь вас, — вспыхнула Анджелина.
— Не сомневаюсь. А хочешь, я по-настоящему напугаю тебя?
— Мне все равно. Это ничего не изменит.
— Возможно, кое-что изменит. Для тебя. Достаточно будет сказать, что твое исчезновение из дома де Бюи до сих пор никто в округе не заметил. А тем, кто справляется о тебе — таким, например, как Андре Делакруа, сказано, что ты не поднимаешься с постели по причине сильной лихорадки, такой сильной, что к тебе запрещено кого-либо пускать. А заболела ты в ночь — сразу после бала в доме Делакруа, — он помолчал. — Кажется, ты совсем не удивлена?
— Нет. Иначе Андре не был бы столь дружелюбно настроен к вам. Ведь именно вас в первую очередь заподозрили бы в моем… исчезновении, особенно после того подчеркнутого внимания, которое вы проявили ко мне на балу.
— Совершенно верно, — кивнул принц. — Но время, в течение которого эта сказка может выглядеть более или менее правдоподобно, ограничено. Завтра или в крайнем случае послезавтра общество должно будет увидеть тебя или твои похороны, одно из двух. Берегись, Анджелина. Не заставляй меня прибегать к крайностям.
— Я вообще не заставляю вас ничего делать, — произнесла она намеренно строптиво, но голос ее предательски дрогнул.
— Ну, хорошо, — он взялся свободной рукой за ее кушак, развязав его с проворной легкостью. — Не буду сто раз повторять одно и то же, чтобы не прослыть дураком — в добавок к званию деспота, которым ты меня наверняка считаешь. Если ты не хочешь подчиняться разумным доводам, пеняй на себя.
Глава 7
Для Анджелины было невыносимо снова подвергнуться насилию, терпеть унизительное посягательство на неприкосновенность собственного тела. Она отбивалась яростно, изо всех сил, удесятеренных страхом и отвращением к этому человеку. Кровь гулко стучала в ее висках. Но Рольф снова и снова вырывал свою руку из ее судорожно вцепившихся пальцев, не чувствуя боли от впивающихся в его кожу острых ногтей Анджелины и ударов ее энергичных кулачков. Волосы Анджелины золотистой вуалью развивались над их неистовой схваткой, то прикрывая обоих, как плащом, то путаясь под руками и затрудняя их судорожные движения.
С возгласом нетерпения принц задрал вверх ее полотняную рубашку, надетую поверх платья, так, что руки Анджелины оказались крепко спутанными тяжелой плотной тканью. Прижав Анджелину к себе, он расстегнул крючки платья, а затем перекинул девушку через плечо и, поднявшись по ступенькам к кровати, бросил ее на мягкую постель, тут же упав рядом с ней. Не давая ей одуматься, он стащил сначала рубаху через голову и швырнул ее на пол, но кушак отложил в сторону, держа его наготове. Анджелина задыхалась, хватая воздух ртом, а Рольф в это время быстро снял с нее уже расстегнутое платье, стащив его через ноги вместе с нижними юбками и дав, наконец, полную свободу ее рукам, движения которых были ограничены приспущенными тугими рукавами одежды. Но прежде чем Анджелина могла снова начать активное сопротивление, он перехватил оба ее запястья своими железными пальцами и, сжимая их мертвой хваткой в одной руке, другой крепко стянул шелковым прочным кушаком. Сделав тугой узел, он закинул ее связанные руки за голову.
Похолодев от ужаса, Анджелина замерла. Лежа навзничь, беспомощная, нагая, она глядела широко открытыми глазами, потемневшими от стыда и унижения, снизу вверх на принца. Ее грудь быстро волнообразно вздымалась, нежные соски, прижатые к грубым жестким шнурам мундира Рольфа, затвердели от напряжения. Рольф крепко сжимал ее в объятиях, не давая возможности активно противодействовать себе. Его ожесточенное лицо было замкнуто, губы плотно сжаты. Внезапно он встал и направился к письменному столу.
Постояв несколько мгновений в задумчивости, он взял со стола гусиное перо и, повертев его в пальцах, направился снова к кровати. Видя, как он приближается с выражением мрачной решимости на лице, Анджелина напряглась всем телом, пытаясь сдержать охватившую ее дрожь.
— Говорят, что предвкушение — самое мучительное из всех испытаний человеческой воли. Ты даже представить себе не можешь, моя невинная Анджелина, что я собираюсь сделать.
