Сюзанна Энок - Украденные поцелуи
– Почему же?
– Если вы добьетесь моего ареста, то вас арестуют за то же самое.
– Я не…
– Успокойтесь, мисс Бентон. Ведь вы подарили Длиннолицему вашу сережку, не так ли?
– Ошибаетесь. Я ничего ему не дарила.
Джек покрутил ожерелье на пальце.
– Один вальс – за одну безделушку, Лил. – Он пристально посмотрел на нее. – Это все, что я прошу.
Лилит была в ярости. И одновременно, как ни странно, испытывала приятное волнение.
– Вы просите не так уж мало, лорд Дансбери.
Он лукаво улыбнулся:
– Возможно. Но все же обещайте, что не откажете мне.
Она кивнула:
– Хорошо. Даю слово. А теперь верните ожерелье. – Лилит протянула руку.
Он осторожно положил ожерелье на ее ладонь.
– Все вышло не так уж плохо, не правда ли? – спросил он, поглаживая ее запястье.
– Это ничего не меняет, – с трудом прошептала она, у нее перехватывало дыхание от его прикосновения. – Вы получили вальс. И ничего больше.
Он осторожно провел ладонью по ее щеке и прошептал:
– И ничего больше – пока. Вы ведь это хотите сказать? – В следующее мгновение повернулся и направился к двери.
«Какой он самоуверенный, этот Дансбери! Неужели он решил, что я влюблена в него?» – думала Лилит. Но даже если бы она в него влюбилась, то ничего бы не изменилось – отец все равно не позволил бы ему сделать ей предложение. Так что нечего об этом и думать.
Лилит медленно поднесла руку к губам. Они все еще хранили тепло его губ. Может быть, сегодня стоило надеть новое платье? Его глубокое декольте произвело бы впечатление на… Дольфа Ремдейла и Лайонела Хенрика. Ведь ради отца она должна выглядеть наилучшим образом.
Надев ожерелье, Лилит вышла из комнаты и позвала Эмили.
Глава 10
Приехав на бал, она почти сразу же увидела своих поклонников, и все четверо рассыпались в комплиментах, все четверо старались получить ее согласие на один из трех вальсов, которые были указаны в программках дам. Но Лилит сейчас больше думала о ее так называемом пятом претенденте – его нигде не было видно.
Лилит, как и требовал ее отец, улыбалась графу Нэнсу и отдала ему один из вальсов. После этого к ней подошел Френсис Хэннинг.
– Лилит, дорогая, у вас же еще остались вальсы, – уговаривал ее Френсис Хэннинг. – Не лишайте меня удовольствия, потанцуйте со мной.
– Могу отдать вам контрданс или кадриль, – с невозмутимым видом отвечала Лилит. Хотя Джек Фаради слишком уж строго раскритиковал всех ее поклонников, она была согласна с ним в том, что у Френсиса Хэннинга голова набита опилками. – Вальсы уже обещаны. По крайней мере, один из оставшихся.
– Кому? – спросил стоявший рядом Нэнс. – Скажите мне, кто он? Я хочу знать это, дорогая.
Лилит поморщилась. Граф говорил с ней так, как будто она уже принадлежала ему, а ведь она даже еще не приняла его предложение.
Она снова окинула взглядом зал. Что ж, если Дансбери не изменит своим привычкам и опоздает, то сам будет виноват.
– Да, скажите нам, кому вы обещали вальс? – поддержал графа Питер Варрик.
– Она обещала его мне, – неожиданно раздался голос Дансбери. – А что, кто-нибудь возражает?
Лилит вспыхнула и снова осмотрелась. Да, так она и знала – все смотрели на нее и на Дансбери. И уже миссис Фолшонд громко рассказывала какой-то даме, как маркиз преследовал мисс Бентон на дегустации чая. Лилит знала: сейчас последуют рассуждения о том, что столь близкое знакомство с маркизом погубит ее репутацию и, уж конечно, она после этого не сможет удачно выйти замуж.
Лилит чувствовала, что сердце ее билось все быстрее, однако волнение было вызвано не столько вниманием со стороны окружающих, сколько воспоминанием о поцелуе маркиза и об объятиях.
– Дорогая, я вынужден возразить, – вмешался Нэнс. – Дансбери, вы не можете…
– Возражайте, если вам угодно, – перебил маркиз. – А мы идем танцевать.
Тут послышались звуки вальса, и маркиз предложил Лилит руку. Она почти без колебаний последовала за ним, и он ввел ее в круг танцующих. Он был во всем темно-сером, высокий, стройный и необыкновенно красивый. Сейчас улыбка его казалась скорее веселой, чем насмешливой, и Лилит снова подумала о том, что Джек Фаради, если не стремился скрыть свое истинное лицо, становился очень привлекательным. К сожалению, это случал ось слишком редко.
– Почему все ваши поклонники могут называть вас по имени, а мне вы этого не разрешаете? – спросил он негодующе.
– Потому что они мне нравятся, – ответила Лилит. Немного помолчав, добавила: – А вы – нет.
– А вот вы мне очень нравитесь, – прошептал маркиз. – Вы изумительная женщина. И единственные изумруды, превосходящие по красоте ваше платье, – это ваши прекрасные глаза.
Лилит покраснела.
– Ваш комплимент не производит на меня ни малейшего впечатления, – заявила она и тотчас же поняла, что солгала. Да, она была очень довольна, что Дансбери в отличие от отца оценил ее новое платье.
– А ваши глаза, – продолжал маркиз, – они похожи… О, черт, я уже говорил о глазах – ненавижу повторяться. Так вот, ваши губы как рубины, и…
– Рубины?.. – усмехнулась Лилит. – Какие глупости!
– А ваши волосы… Могу я продолжить? Предупреждаю, что пока я не истощил все мои комплименты, но затрудняюсь найти допустимые приличиями сравнения для выражения своего восхищения.
Лилит засмеялась, и ее сердце как-то странно екнуло от его ответной открытой улыбки. Ей нравилась эта его улыбка, и она лишь гадала, насколько она искренняя.
– Хорошо, лорд Дансбери. – Она сделала глубокий вдох, собираясь с духом. – Хорошо, вы можете называть меня по имени. Вы ведь этого добиваетесь, не так ли?
– Благодарю вас, Лилит.
Она осмотрелась и увидела отца – тот стоял, скрестив на груди руки, и пристально смотрел на нее. Лилит тяжело вздохнула и пробормотала:
– Ох, я никогда не смогу ему это объяснить.
Джек Дансбери проследил за ее взглядом и тоже вздохнул:
– Не сможете объяснить? А нельзя ли просто сказать: «Отец, мне захотелось потанцевать с Джеком Фаради»?
– Но я не хотела с вами танцевать, – возразила Лилит. – Вы… устроили мне ловушку.
– Возможно, – ответил маркиз, вглядываясь в ее лицо. Потом вдруг спросил: – Скажите, а вы очень похожи на свою мать? Мне кажется, вы совсем не похожи на отца. Это особенно заметно, когда смотришь в ваши сияющие глаза.
Против «сияющих глаз» Лилит ничего не имела. Но ведь она приехала в Лондон вовсе не для того, чтобы подтвердить свое сходство с Элизабет Бентон. Немного помедлив, она сказала:
– Я вам отвечу, если вы скажете, почему Ричард Хаттон вас не любит.
Маркиз тотчас же изменился в лице – теперь перед ней был прежний Джек Фаради, язвительный и насмешливый.
