Симона Вилар - Светорада Медовая
Угощения и впрямь хватало. Меды и наливки кружили головы, веселые песни поднимали настроение. Когда стемнело и от вод Неро потянуло сыростью, только ярче запылали костры на берегу. Смех, песни, хлопки, веселые оживленные голоса, освещенные кострами лица – все это вызывало у собравшихся праздничное возбуждение. А там и гусельки забренчали, рожки загудели, в бубны ударили, и вскоре песни сменились хороводами и танцами. Главный же хоровод повели вокруг большого соломенного чучела в венках и зелени, изображавшего того самого Купалу, которого в разгар празднества должны поджечь, чтобы свет его огня отменил запрет на купание в зачарованных водах. До того же момента нельзя – нечисть не позволит и утащит.
Светорада сидела среди скандинавок усадьбы Большого Коня. Держалась степенно, хотя глаза ее так и блестели, когда смотрела туда, где шли пляски. Ах, как же ей хотелось… Нельзя. Стемка вон не приехал, а она так ждала его. И что же ей теперь, и на празднике повеселиться нельзя? Светорада только вздохнула, когда Гуннхильд и Асгерд повели в сторону усадьбы недовольную Бэру и остальных своих женщин. Жене воеводы они не смели приказывать, да и Верена осталась. Веселая и хмельная, она обнимала Светораду, а на подошедшего к ним Усмара замахала рукой, отгоняя. Но Усмар держался приветливо, подсел к ним, расправляя складки своего нарядного, сверкающего бисерными нашивками кафтана. Светорада испытывала к нему некое жалостливое равнодушие.
Тиун принес с собой бутыль с запечатанной пробкой, откупорил и, налив немного в чашу, протянул Светораде.
– Изведай заморского зелья, красавица!
Это оказалось вино, сладкое и густое, пряно пахнувшее какими-то неведомыми травами. Княжна Светорада такое только в отцовском тереме и вкушала. Потому и посмотрела на тиуна удивленно:
– Где раздобыл такое? Не иначе ромейское?
– Угадала, красавица, – усмехнулся тот. – Мне его мытник с Итиля передал, прикупив пару бутылей у хазарских торговцев.
Светорада медленными глотками смаковала вино, чувствовала, как от него по телу разливается блаженное тепло. Хотелось расслабиться, откинуться на мягкие овчины, на которых они сидели с Усмаром и Вереной. Она видела, как тиун пристально смотрит на нее, но это не раздражало ее, как ранее, а вызывало приятное ощущение.
Усмар вновь плеснул из бутыли в плоскую чашу и протянул ей. Но тут вмещалась Верена, тоже пожелавшая попробовать заморского зелья. Однако едва Светорада протянула подруге чашу, Усмар неожиданно выбил ее из руки. Верена и Светорада расшумелись, обрызганные темным вином, взволновались, что следы с их нарядных одежд не так-то просто будет отстирать. Правда, Верена, скоро успокоившись, снова протянула Усмару чашу, делая знак, чтобы налил. Но тиун не давал вина, даже разволновался отчего-то и отстранил рукой настырную родственницу, заявив, что пусть, мол, Асольв не поскупится для нее. Разобидевшаяся Верена ушла жаловаться мужу, а тиун торопливо, будто опасаясь чего, вновь плеснул темного вина в чашу Светорады.
– Пей, – уговаривал, – не для всякой подобный напиток.
Он из самого солнца и соков земли, он дарит радость и красу. Вон как вспыхнули твои щечки, Медовая, словно сам ясный Купала послал тебе свою благодать.
Светорада послушно выпила. Ох, и вкусное же! Она попросила, чтобы тиун и Верену угостил, но он молча глядел на нее и улыбался. И она тоже стала улыбаться ему, найдя сегодня тиуна на удивление милым и приятным. Неожиданно подошел Скафти и, потеснив от Светорады Усмара, властно взял ее за руку и повел прочь. Она только оглянулась на тиуна, оставшегося сидеть на шкурах среди разложенных яств. Его лицо показалось ей озадаченным и расстроенным, но девушку это только позабавило. Эх, все не успокоится Усмар, что она не для него. Как и его вино не для Верены. Но отчего же не для Верены? Обидел славную женщину, пожадничал…
У Светорады слегка кружилась голова. Весь мир мелькал то ярким светом огней, то темнотой нависающего в вышине неба. Появилось странное ощущение, будто огни этой ночи зажигались в ней самой и она вся горит, но это был волнующий жар. Он разлился по ее телу, приятным теплом вспыхнул в ее лоне и горячечной волной прокатился по животу и ногам, сосредоточившись в груди, которая вдруг стала такой чувствительной, что даже трущаяся о соски ткань рубахи вызывала волнение и истому. Голова была непривычно легкой, и она тряхнула ею, сбрасывая нарядную повязку, наслаждаясь свободой рассыпавшихся по плечам волос. Ей было жарко, и Светорада жадно облизнула языком пересохшие губы. Ей вдруг очень захотелось, чтобы к ее устам прикоснулись… И не она сама, а кто-то иной… Ее даже качнуло в сторону прошедшего мимо мужчины. О матерь Макошь, да это же сам посадник! Обычно Светорада несколько робела перед ним, а тут проводила таким взглядом, словно только сейчас заметила, какая мощная и коренастая у Путяты фигура, сколько в ней, должно быть, силы! А Скафти… Он оглянулся, смеясь, и она тоже рассмеялась, не понимая, что с ней происходит. У Светорады было ощущение, что она стала непривычно легкой, почти невесомой, и, когда Скафти поднял ее и закружил, ей показалось, что она сама порхнула. Но особенно сладостно стало, когда он опустил ее, все еще не разжимая рук, и Света оказалась в кольце его объятий. Но когда сама обняла его, Скафти неожиданно отпрянул. Посмотрел пытливо:
– Когда это ты успела так охмелеть, моя сладкая липа пряжи?
– Сладкая? А вот ты попробуй меня на вкус, – смеялась Светорада, подставляя ему свои пухлые губы.
Чувствовала, как он напряжен, и сама едва не сходила с ума от нестерпимого горячего желания обнять его, прильнуть к сильному мужскому телу…
Но Скафти повел ее в круг танцующих.
По традиции молодежь уже начала прыгать через горевшие костры. Считалось, что священное пламя огней купальской ночи очищает от хворей и несет благость. В эту ночь дозволялось все, и в этом не было ни греха, ни темных помыслов, ни злых страстей, а только радость и любовь. Светорада сияющими глазами смотрела, как пары, взявшись за руки, визжа и хохоча, взлетают над кострами, как развеваются подолы, мелькают быстрые ноги, блестят в свете огней волосы.
Откуда-то вновь появился Усмар, протянул руку, приглашая прыгнуть с ним через костер. Света и пошла бы, да Скафти не пустил. Если прыгать, то только с ним, сказал. И стал увлекать ее, а Усмар застыл, глядя растерянно и почти несчастно.
Светораду тянуло к огню, как ночную бабочку к свету. Она чувствовала в себе некую сводящую с ума беспечность. Эх, была не была! Они разбежались и взлетели. Прыжок был долгим, но и мгновенным. И вот они уже оказались в толпе собравшейся за костром молодежи, побежали к следующим огням. Мельком Светорада опять увидела Усмара, который с кем-то говорил, указывая на Светораду. Неужели Согда? Что, и эту дикарку занесло на веселый купальский праздник? Но сейчас об этом думать не хотелось. Сегодня всякому воля. И Светорада, увлекаемая Скафти, неслась к следующему костру; они прыгнули – Светорада завизжала, Скафти хохотал.
