Каролин Лэмпмен - От счастья не убежишь
Коул растянулся на койке и закрыл глаза.
Очень скоро Стефани заскучала и стала осматривать домик, надеясь отыскать хоть какое-нибудь развлечение. Но нашла она только пыль, паутину и мышиные гнезда – да еще катушку ниток и пакетик с иголками.
Услышав ее недовольное фырканье, Коул открыл глаза.
– Что это ты делаешь?
– Ищу, чем бы заняться. – Она смешно наморщила нос. – Вот все, что я нашла.
Увидев иголку с ниткой, Коул расхохотался.
– Ну что ж, можно залатать дыры в пальто, – вздохнула она. – Хотя... смотри!
Стефани залезла под кровать и вытащила оттуда шахматную доску. Дерево почернело и покоробилось от сырости, грубо вырезанные фигуры были едва узнаваемы.
Коул улыбнулся.
– Эту доску и фигуры пару лет назад выстругал для меня Джош. Он небось и позабыл их тут, когда весной гнали стадо в горы. – Коул встал, потянулся и слегка поклонился. – Мадам, не хотите ли быть биты?
Стефани изумленно вздернула брови.
– Думаешь, я дам тебе выиграть? Остаток дня пролетел незаметно. Коул и Стефани играли с увлечением – хотя какой-нибудь седой гроссмейстер не одобрил бы их бурного веселья. Дело в том, что фигуры были вырезаны очень неумело, и трудно было распознать, что есть что. Порой возникала забавная путаница.
– Шах и мат! – объявил Коул.
– Это же ферзь! Смотри, ты сам под шахом.
– Где? Ты что? Это мой слон!
– Твой слон вон там.
– Это конь!
– Два хода назад он ходил как слон. Ты что, хочешь обмануть бедную беззащитную женщину?
– Тоже мне, беззащитная! Ради всего святого, где твой король? – Он хмыкнул и подозрительно прищурился. – Он вообще-то на доске есть?
Они играли, пока не стемнело, а потом стали готовить ужин. Стефани никогда прежде не готовила на открытом огне, однако ухитрилась испечь вполне приличные лепешки. За ужином оба веселились, словно школьники, сбежавшие с уроков.
После еды Коул отправился проведать Сумрака и Сэма и отнести им воды. Когда он вернулся, платье и корсет Стефани аккуратно висели на спинке стула, а сама она лежала, завернувшись в одеяло. Коул удивленно взглянул на одежду, потом на нее.
Стефани покраснела.
– Я не хотела раздеваться при тебе.
– Но я не смогу спать на полу. Сейчас слишком холодно. – Она смотрела на него, не понимая, и он объяснил прямо: – Нам придется разделить постель.
– Ну и что?
– Тебе, наверно, будет удобнее спать одетой.
– Попробовал бы ты уснуть в шерстяном платье! Слушай, ведь прошлой ночью мы спали вместе, и все было нормально.
Коул не стал напоминать ей, что прошлой ночью она была в забытьи. Он подбросил дров в камин, задул лампу и разделся. Затем он лег и повернулся к Стефани спиной, молясь про себя, чтобы она оставалась на своей половине узенькой койки.
Через несколько часов Стефани вдруг как от толчка проснулась. Коул стоял у окна. Стефани тихо соскользнула с кровати, завернулась в одеяло и подошла к нему.
– Что такое?
Он обернулся.
– Слушай.
Стефани прислушалась – и просияла.
– Ветер стих!
Коул кивнул.
– Буря кончилась.
– Спасены! – Она даже захлопала в ладоши. Коул невольно улыбнулся ее восторгу.
– Еще не совсем. Но надежда на спасение уже есть. Хочешь посмотреть, что там делается?
Он соскоблил наледь на стекле. Стефани приникла к окну – и ахнула.
Снег покрыл прерию белым покрывалом и сверкал под луной, словно алмазное поле. На черном бархате неба мерцали миллионы звезд.
– Как красиво!
– Очень, – ответил Коул, глядя на женщину. В мягком свете камина ее волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам, отливали красным золотом. Коул почувствовал, как что-то внутри него сжалось и напряглось, как струна. Медленно, словно во сне, он протянул руку и вынул несколько оставшихся шпилек. Тяжелая волна волос окутала Стефани сияющим облаком. Она вопросительно взглянула на Коула.
– Боже, какие у тебя волосы! – прошептал он и погрузил в них обе руки. Секунду – или вечность? – две пары глаз, зеленые и синие, не отрывались друг от друга, а потом две пары губ слились в волшебном поцелуе.
Стефани приоткрыла рот, и язык Коула нежно проник туда. Забытое одеяло лежало на полу: Коул развязывал ее пояс. Нижние юбки одна за другой упали к ногам Стефани, и на ней остались только сорочка и панталоны.
Коул прижал Стефани к себе, и она изогнулась, повторяя все линии его тела. Его внутренний жар беспрепятственно проникал сквозь тонкую ткань сорочки и будил в Стефани неведомое прежде желание.
Губы Коула прикоснулись к ее шее, и желание превратилось в неутолимую жажду... Его руки нащупали тесемку сорочки. Он развязал ее, потянул за ворот – и тонкая ткань послушно сползла с плеч. Ладони Коула последовали за ней и ощутили тепло и упругую мягкость груди. Поцелуи его спускались все ниже и ниже.
Глухо застонав, Коул подхватил Стефани на руки и понес к кровати. Видит Бог, он не собирался соблазнять ее: просто потянулся к ней, как мотылек к огню. А теперь он не мог погасить снедавшую их обоих страсть. Не мог и не хотел.
Стефани едва ли заметила, как ее панталоны полетели на пол. Она чувствовала только.
как нежные руки и губы исследуют ее тело с головы до ног, и каждое прикосновение наполняет ее сладкой истомой. Возбуждение придало Стефани смелости. Она расстегнула несколько пуговиц у него на рубашке и коснулась мощных мускулов и курчавых волос на груди. Приникнув губами к его шее, она скользнула руками к воротнику и начала снимать рубашку – и нетерпеливо вздохнула, когда руки Коула застряли в рукавах.
Шумно вздохнув, Коул встал с кровати. Стефани досадливо прикрыла глаза – но он тут же вернулся, избавившись от одежды. Коул укрыл их обоих одеялами и начал целовать тонкую кожу под маленьким ухом.
– Боже, что ты со мной делаешь, – задыхаясь, прошептал он.
Она с необузданной страстью ласкала его спину и плечи. Гладкая кожа его была горячей, а мускулы вздувались и вздрагивали. Стефани упивалась Коулом – как непохожи были его мощные мышцы на мягкие изгибы ее тела! Дрожа от наслаждения, она гладила пальцами ноги его волосатую голень, ее руки и губы скользили по каждой линии его прекрасного мужественного тела.
Огонь, горящий в крови, переместился в самую сердцевину ее существа и властно требовал чего-то, чему она не могла дать названия. Коул мягко перевернул ее на спину и вновь прильнул к ее губам долгим поцелуем. Она инстинктивно обвила его ногами, и он вошел в нее. Что-то заграждало ему путь, и, не успев понять, что это такое, он пробил хрупкую преграду. Но, едва он понял, его охватил стыд.
С ужасом он открыл глаза – и увидел в двух изумрудных омутах боль и удивление. «Господи!» – простонал он и зарылся лицом в простыню. Но что сделано, то сделано, и каяться теперь поздно. Он нежно целовал и ласкал ее, пока в ней вновь не вспыхнул огонь. Дождавшись молчаливого ответа, он медленно, безумно медленно начал движение. Она задышала часто и прерывисто, приветствуя каждый толчок тихим стоном. Коул задвигался быстрее, быстрее – и они слились в старом, как мир, но вечно новом блаженстве.
