Серж Голон - Анжелика и заговор теней
Анжелика улыбнулась Пейраку:
– Вы любите ее больше, чем меня.
– Она такая женственная, – сказал он, опустив голову. – Она чарует мое сердце.
Он взял руку Анжелики и поцеловал ее.
– В ее лице вы подарили мне восхитительное сокровище. А теперь примите вновь мое сердце.
– Да, я принимаю его, – прошептала она. Наконец она почувствовала, что кровь ее снова пришла в движение. Она овладела собой.
– Сначала я хотела бы задать вопрос этим двум фанфаронам, – направилась она к Иоланде и Адемару. – Вы что, оба потеряли голову? Вы увлекались торгом пушнины или перепились? Почему вы спокойно направились на «Сен-Жан-Баптист»? Разве вы не знали, что капитан этого корабля наш враг? Три дня тому назад он собирался утопить Жюльенну и Аристида, а сегодня вы соглашаетесь позавтракать у него.
– Да, мадам, вы правы, – зарыдала Иоланда, закрываясь своим фартуком. – Побейте меня. Я этого заслуживаю сто раз!
– Не браните мою Иоланду, – вмешалась в разговор Онорина, желая помочь своим фаворитам. – Это я так захотела.
– Это не оправдание, – запротестовала Анжелика. – Если вы, взрослые простофили, позволяете, чтобы дети обвели вас вокруг пальца, значит, от вас можно ждать еще более худшего. Где Эббиэл Нильс? – забеспокоилась Анжелика, заметив отсутствие маленького шведа, который обычно был верным спутником детей. – Разве его задержали на борту «Сен-Жан-Баптиста»?
– Нет, – пояснила Онорина, – этот дурачок не пошел с нами.
– Нет, это он – умница! Знайте, мадемуазель, я хотела бы, чтобы и вы были такой же рассудительной, как он. Я убеждена, что он даже отговаривал вас не принимать это приглашение, а вы наплевали на его советы. За свое огорчение он будет вознагражден, а вы будете наказаны.
Онорина опустила голову. Она знала, что Анжелику не так легко обезоружить, как Жоффрея де Пейрака. Она вздохнула и начала шарить в кармане своей юбки. Анжелика вновь обратилась к Иоланде и Адемару:
– Объяснитесь. Я хочу точно знать, что именно произошло и как вы попали на тот корабль?
Иоланда в знак раскаяния опустилась на колени, Адемар из солидарности последовал ее примеру. Он сбивчиво начал : рассказывать, как они засмотрелись на торговлю мехами, Иоланда готова была даже продать свои коралловые серьги, которые ее бабушка привезла из провинции Ниверне; Иоланда мечтала блистать в них в Квебеке. Адемар тоже торговался и предлагал коробку пороха. Пока они торговались, Онорина исчезла. Они бросились на поиски и застали ее за серьезной беседой с дворянином из числа путешественников, сошедших на берег с «Сен-Жан-Баптиста».
– Мы не можем здесь всем доверять, упрекнула ее Анжелика. – Тадуссак сегодня полон всяких проходимцев.
– Мой друг не из их числа! – заявила Онорина. – Ты слишком мала, чтобы решать это.
– Правда, этот дворянин имеет вид честного человека, – подтвердила Иоланда.
– Конечно, иначе бы вы не были сейчас здесь. Но кто же это был? Пассажир, ищущий развлечений ?,. Однако, почему же наши дети? Что ты хочешь, Онорина? Что это?
Онорина перестала, наконец, рыться в кармане. Выпрямившись, глядя вдаль с отрешенным видом, она протянула матери большой конверт с красной печатью.
– Что это? – повторила Анжелика.
– Это тебе, – ответила Онорина с безразличным видом. Анжелика схватила конверт из белой бумаги. В центре и на углах были восковые печати с гербом, на конверте девиз на латинском языке. Конверт перевязан красной ленточкой. Это было довольно внушительно.
Анжелика повертела конверт в руках, но не увидела на нем никакого имени. Она с подозрением посмотрела на Онорину.
– Где ты это взяла? Кто тебе дал?
– Мой друг, благородный мессир.
– Он дал тебе этот конверт?
– Да.
– Для кого? Для меня?
– Да, мама, – повторила Онорина со вздохом и добавила, помолчав:
– Он видел вас сегодня во время процессии.
Анжелика решилась развязать ленту и вскрыть конверт. Воск был мягким, значит, печати были наложены недавно, Она развернула лист, исписанный крупным торопливым почерком, кое-где виднелись кляксы. Видно было, что у того, кто писал, не было времени хорошо промокнуть написанное. Она начала читать вслух; «О, красивейшая из всех женщин!..» Она остановилась.
– Обещающее начало, – сказал маркиз, приближаясь вплотную.
– И довольно-таки вольное, – заметил Карлон. – Попахивает неуважением.
– Кончайте ваши невежливые нотации, – заметил Виль д'Эвре, заглядывая через плечо Анжелики на письмо и пытаясь его прочитать. У Виль д'Эвре было хорошее зрение, и он начал связывать по слогам слова:
«Воспоминание о вас… О ваших восхитительных губах, об их волнующих поцелуях, о вашем теле богини, о ваших несравненных прелестях не перестают волновать меня, несмотря на цепь прошедших лет. Сверкающие во тьме ваши изумрудные глаза незабываемы…»
Виль д'Эвре облизнулся.
– Несомненно, дорогая, это письмо адресовано вам. Все остальные, сдерживая усмешку, обменялись понимающими взглядами. Красота мадам де Пейрак была создана для того, чтобы вызывать конфликты, драмы, разжигать страсти.
Рассерженная Анжелика подняла глаза к Жоффрею де Пейраку:
– Я здесь ничего не понимаю. Это послание адресовано кому-то другому. Здесь ошибка.
– Изумрудные глаза… – подчеркнул Виль д'Эвре. – Вы считаете, что это часто встречающийся цвет? Она пожала плечами.
– Так вы говорите, он видел меня во время процессии… Это, без сомнения, какой-то сумасшедший…
– Я думаю, скорее, это один из ваших поклонников, – прервал ее Пейрак, хладнокровно воспринимая случившееся. – Он увидел вас во время мессы и узнал. Теперь нужно ожидать подобных сюрпризов в Новой Франции.
Он отвел Анжелику в сторону и стал внимательно рассматривать печати.
– Мы будем иметь дело с таинственным посланником короля, что меня совсем не удивляет. Браво! Вы заставите его выбраться из норы.
Глаза Анжелики забегали по строчкам, но остальные буквы были затушеваны печатью. Из всего имени она смогла только различить растерзанную букву «N». После тщетных , усилий она возразила:
– Я абсолютно не понимаю, о ком идет речь.
– В самом деле? У вас нет никакой идеи?
– Никакой! Я повторяю, что этот дворянин путает меня с кем-то.
– Нет! Виль д'Эвре прав. Изумрудные глаза – это улика. Я знаю, что при Дворе они были известны и не имели соперников.
Анжелика напрягла память. Она увидела водоворот лиц: зеркальная галерея, щеголеватые заискивающие сеньоры, их улыбки, прикосновение рук, старающихся остановить веер, нежные взоры…
– А эти незабываемые поцелуи? – настаивал Пейрак. Огонек иронии светился в его взгляде, но, казалось, граф набавляется.
