Мэри Блейни - Поцелуй куртизанки

— Я вас оставлю, — сказал лорд Дэвид и, не дожидаясь ее ответа, повернулся к ней спиной.

— Нет.

Он расслабился и испытал облегчение от того, что его жизнь снова вошла в равновесие.

— Я хочу, чтобы вы мне сказали, как вы отличили укус насекомого от оспы.

Дэвид отошел на несколько ярдов и только потом ответил:

— Врач рассказал мне, что оспа сначала проявляется как сыпь. А ваше пятнышко — совершенно очевидно укус с точкой в центре. Это совсем другое дело. — Он почти убедил самого себя. — Сыпь почти всегда появляется после лихорадки и начинается во рту, а затем переходит на лицо.

— Сыпь всегда проявляется как последний симптом? Почему вы мне этого раньше не сказали?

— Мисс Кастеллано, вы были не склонны слушать что-либо из того, что я говорю. Не представляйте меня человеком, который только и ждал, как бы воспользоваться ситуацией. — Дэвид глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Вы сами умоляли меня посмотреть.

— Да, верно.

Мия поморщилась, словно она согласилась только из вежливости, но он знал, что она просто не могла придумать способ использовать в предложении слово «нет».

— Не начинайте дуться только из-за того, что я сдался перед вашей истерикой.

— Я не дуюсь. — Она прошла по берегу реки к небольшой заводи, образованной искусственной плотиной из камней. — Вы не знаете, каково жить в страхе перед уродством и смертью.

— Вы не единственная, кто беспокоится из-за таких вещей. Я вчера утром проснулся с головной болью, и Новинсу пришлось потрудиться, чтобы убедить меня, что я не заболел.

Мия уронила в воду садок для рыбы, который только что подняла, и быстро выпрямилась.

— Вы не делали прививку от оспы?

— Когда всей семье делали прививки, я был в Мексике. Там эта болезнь очень распространена. Но я не заболел, поэтому думал, что у меня иммунитет. Теперь я уже в этом не уверен. Я сделаю прививку, как только смогу это устроить.

— Теперь я буду волноваться и за вас.

К удивлению Дэвида, она не разразилась тирадой по поводу его недальновидности. А он спросил себя, кто еще состоит в списке людей, за которых она волнуется.

Она должна волноваться за Елену, по крайней мере до тех пор, пока ребенок не родится на свет. За Джанину. Не так много людей получается. Во всяком случае, не так много тех, о ком он знает.

Дэвид посмотрел, как она снова вытаскивает из воды садок для рыбы.

— Надеюсь, милорд, вы любите форель? У нас ее много для сегодняшнего обеда. Даже без Брюса.

Дэвид с некоторым удивлением подумал, как мило, что она не твердит постоянно о том, что их обоих пугает. Он протянул руку, и она отдала ему садок. Рыба оказалась тяжелее, чем он ожидал. Мия, по-видимому, прочитала его мысли и с гордостью сообщила:

— Самую мелкую я выпустила обратно.

— И сколько же вы их поймали?

Он был поражен ее мастерством.

— Около десятка, я не считала.

Дэвид рассмеялся. Мия удивилась.

— Не верю! Как вы бы не поверили, если бы я сказал, что мне все равно, выиграю я боксерский матч или проиграю.

— Пятнадцать, — прошептала Мия ему на ухо. Потом быстро выпрямилась и скороговоркой добавила: — Но Брюс сорвался во второй раз.

Они вышли на тропинку, ведущую от реки к дому, и Мия пошла впереди. Дэвид двигался механически. Он шел и думал, как может какое-то число, произнесенное шепотом, свести на нет результат многих часов напряженной работы над собой. Он смотрел, как утренний ветерок теребит пряди ее волос, выбившиеся из узла на затылке. Мия сама уложила волосы, она на удивление хорошо справлялась без горничной, даже сама шнуровала на себе корсет.

Глядя, как она взбирается по короткой крутой тропке на лужайку, Дэвил вдруг понял, что она удивительно гибкая. Вспомнить хотя бы как она забиралась на козлы. И как она ухитрялась от него ускользнуть.

Гейбриел, человек науки, сказал бы, что у нее гибкие суставы. А Дэвид сказал бы, что это чрезвычайно отвлекает, особенно потому, что он задумывается, какими еще способами она может изгибать и закручивать свое тело.

Еще одно ее качество, которое он узнал из своих наблюдений. Несмотря на ее репутацию болтушки, Дэвид лишь теперь понял, как мало он знал о Мие. Он больше узнал о ней, слушая, как она играет на гитаре, нежели из их разговоров. Занятно, что столь общительная девушка, как она, способна так много скрывать о себе. Например, он никогда бы не подумал, что Мия Кастеллано умеет ловить рыбу, не говоря уже о том, что ей это может нравиться.

— Где вы научились рыбачить? — спросил он.

Мия остановилась так резко, что он чуть было на нее не налетел. Он взглянул на траву, пытаясь увидеть кроличью нору или еще что-то, что могло заставить ее остановиться.

— Лорд Дэвид, вы задали мне вопрос?

Казалось, она искренне удивлена. Или довольна. При виде ее улыбки он всегда приходил в растерянность.

— Да. Я хочу знать, где вы научились рыбачить?

— Вот видите? Вот так вы обычно себя ведете. Командуете. Вы никогда не спрашиваете.

Дэвид закрыл глаза. В эту минуту ему хотелось, чтобы здесь была кроличья нора, в которую он мог бы наступить и растянуть, если не сломать, ногу и таким образом избежать неминуемой лекции.

— Милорд, это важно. Я говорила себе, что когда вы первый раз зададите мне вопрос, в первый раз действительно пожелаете что-то обо мне узнать, вместо того, чтобы полагаться на то, что вы слышали или думаете, я прощу вам ваши дурные манеры.

Мия просияла так, будто он преподнес ей величайший подарок, и она сделала ему ответный.

Если он когда-то думал, что Мию интересует только покупка элегантных нарядов, например, вышитой нижней рубашки или шляпок, которые она забывает носить, или перчаток, которые вечно теряет, то он ошибался. Кто бы мог подумать, что ей нравится ловить рыбу, и, кажется, она может быть столь же счастлива одна на берегу реки, как в бальном зале, полном гостей.

В ней скрывается больше, чем он мог даже представить. Просто позор, что он никогда не интересовался ею настолько, чтобы задать вопрос.

Прежде чем Дэвид успел найти нужные слова, подумав, что Мия Кастеллано — загадка, на разгадывание которой может и жизни не хватать, она пошла через лужайку к дому. Он последовал за ней. Проклятие, он действительно хотел узнать, где и почему она научилась ловить рыбу!

— Рыбачить с наживкой меня научил отец.

— А я думал, он умер, когда вы были еще ребенком.

— Мне было двенадцать лет, когда он умер. Я начала рыбачить, когда мне было восемь, почти девять.

— Но вы чувствуете себя в городе как дома, я бы подумал, что вы шутите насчет рыбалки, если бы не увидел это собственными глазами.