Лиз Карлайл - Никогда не влюбляйся в повесу
— Да, вы угадали, — призналась Камилла.
На вид леди Федре было чуть больше двадцати — ни унылое желто-коричневое платье, ни золотое пенсне на носу не могли скрыть бьющую через край жизнерадостность девушки.
— Вижу, вы поклонница французского классицизма, мадемуазель? — Она кивком указала на стену с пейзажами.
Камилла бросила взгляд на полюбившуюся ей картину.
— Всегда любила Пуссена, — призналась она. — Посмотрите, какие тончайшие оттенки цвета… и какое точное знание рисунка…
— А вы уверены, что это Пуссен? — легкомысленно бросила леди Федра. — Насколько я помню, он практически никогда не подписывал свои полотна.
Камилла, решив, что над ней подшучивают, нахмурилась.
— Конечно, я могу ошибаться. Но вряд ли. Знаете ли, мне повезло — я видела слишком много его картин, чтобы спутать с кем-то еще.
Возле них вдруг, как из-под земли, появился Ротуэлл.
— Не сдавайтесь, — пробормотал он, подойдя к Камилле. — Эта маленькая негодница считает себя умнее всех нас, вместе взятых.
Леди Федра от возмущения даже привстала на цыпочки.
— По крайней мере я могу отличить розу дамасскую от шиповника, чего нельзя сказать о большинстве моих знакомых! — фыркнула она, смерив Ротуэлла насмешливым взглядом. Потом повернулась Камилле. — Что же до этой картины, мадемуазель Маршан, то я, если честно, и сама не знаю, Пуссен ли это, — уже более мягким тоном объявила она. — Два эксперта, которых пригласил мой отец, так и не пришли к единому мнению. А Нэш так любит живопись, что ему безразлично, кто на самом деле автор картины.
К ним подплыла мать леди Федры.
— Эту я всегда любила больше других, — проговорила она, кивком головы указав на висевшее на стене полотно. — Холмы, деревья… миниатюрные лошади… очаровательно! Но еще больше мне нравятся те, которые Нэш повесил наверху. Ну, те… с блюдами, полными фруктов и всего такого.
— Мама права — наверху, в библиотеке, у Нэша собрана замечательная коллекция натюрмортов. Если хотите, могу вам показать, — сказала Федра.
— Отличная мысль. — Это был Ротуэлл, о котором все уже успели забыть.
Резко обернувшись, Камилла с некоторым удивлением заметила, что барон, стоя перед предполагаемым Пуссеном, разглядывает полотно с таким видом, будто надеется разгадать скрытую там тайну Вселенной. У него был такой напряженный взгляд, что у нее вдруг перехватило дыхание.
— Ну и чудесно, — подхватила леди Федра. — Тогда пойдемте наверх.
Вдовствующая леди Нэш легонько похлопала дочь веером по руке.
— Какая ты глупышка, Федра! — весело хихикнула она. — Влюбленные наверняка предпочтут полюбоваться картинами без нас.
— Превосходная мысль, мадам, — кивнул Ротуэлл. — Похоже, я начинаю замечать за собой определенный интерес к живописи.
Вдовствующая леди Нэш взяла Камиллу под руку.
— Картины находятся в дальнем конце библиотеки, — объяснила она. — Если она окажется заперта, ключ лежит под вазой — той, что возле двери. — И, подмигнув, игриво добавила: — Обещаю, мы не станем высылать поисковую партию, даже если вы немного задержитесь.
Лорд Ротуэлл краем глаза глянул на Камиллу, гадая, как она отреагирует на столь прозрачный намек. Мысль о том, чтобы уединиться, выглядела столько же соблазнительной, сколь и пугающей. Повернувшись, он подал своей невесте руку, и они стали подниматься по лестнице.
Темные глаза Камиллы загадочно блеснули.
— Скажите, вы действительно испытываете особый интерес к живописи?
Барон, похоже, ничуть не смутился.
— Нет, — с подкупающей искренностью ответил он. — На самом деле меня не интересуют картины.
— А, понятно, — кивнула Камилла. — А вы вообще хоть немного разбираетесь в живописи? — коварно поинтересовалась она.
— Ну… — Ротуэлл замялся. — Я способен отличить синий цвет от красного. — заявил он. — А масляные краски от… в общем, от других.
— И тем не менее вы пожелали полюбоваться картинами?
— Единственное, чего я желаю, — это получить возможность поговорить с вами без посторонних ушей, — выйдя из себя, огрызнулся он. — А другой возможности сделать это у меня не было. Так что прошу извинить. Или вы предпочли бы не оставаться со мной наедине?
— Почему? Разговор с глазу на глаз устраивает меня как нельзя больше, — невозмутимо проговорила Камилла. — Ведь мне тоже нужно кое-что сказать вам, месье. И я нисколько вас не боюсь. Впрочем, вы и сами это, наверное, уже поняли.
Отыскать библиотеку оказалось нетрудно: у входа, словно часовые, стояли две высокие вазы. Найдя под одной из них ключ, Ротуэлл пропустил Камиллу вперед, после чего запер за ними дверь. Внутри, как и положено в библиотеке, слегка пахло пылью. У самой двери стояли два канделябра с зажженными свечами, но остальная часть комнаты тонула в полумраке. Отыскав свечу, Ротуэлл зажег ее и двинулся в глубь комнаты. Одна из стен в библиотеке была целиком отведена под коллекцию картин, через каждые два фута были предусмотрительно расставлены подсвечники.
— Зажечь их? — спросил Ротуэлл.
— Мерси, но одной свечи вполне достаточно, — сухо бросила она. — К тому же, насколько я помню, вы привели меня сюда не затем, чтобы любоваться картинами.
— Вы правы. — Поставив свечу на журнальный столик, Ротуэлл повернулся к Камилле. — Я привел вас сюда потому, что хочу извиниться перед вами.
Изящно изогнутые брови Камиллы поползли вверх. Вот уж этого она точно не ожидала.
— Это из-за миссис Эмброуз, не так ли?
Она неторопливо принялась разглядывать картины. Ротуэлл двинулся за ней.
— Да, — кивнул он. — Та сцена, которая произошла у Памелы… это случилось по моей вине, Я не должен был этого допустить. Это было несправедливо по отношению к вам.
— Да. — Она глянула на него через плечо. — И по отношению к миссис Эмброуз тоже.
— Согласен, — мрачно ответил он.
Камилла повернулась к нему, и ему на мгновение показалось, что в ее бездонных глазах мелькнула боль.
— Я, конечно, не могу помешать вам иметь любовниц, милорд, — помолчав немного, сказала она. — Но с того дня, как мы станем жить вместе, я не потерплю, чтобы мне тыкали в нос этими вашими амурными делишками! Вы меня поняли? Я не позволю, чтобы меня унижали, как в свое время унижали мою мать!
Голос ее дрогнул, но если не считать этого, Камилла стояла перед ним, сияя красотой, словно изящная стеклянная статуэтка, которую страшно взять в руки. Ему вдруг захотелось схватить ее и целовать, целовать до тех пор, пока она не оттает. Почувствовать, как струятся между пальцами ее шелковистые волосы. Как будут таять эти губы под его поцелуями. Как затуманятся желанием ее глаза. Собственная слабость неожиданно привела его в ярость. Сделав над собой усилие, он постарался отогнать эти мысли прочь.
