Мэри Бэлоу - Искусная в любви
Виола сложила бумагу и долго держала ее на коленях, устремив взгляд в пространство. Он ни за что бы не передумал и не стал откладывать свое решение. Он знал, что его здоровье никуда не годилось. Ему оставалось жить один-два месяца. Он ни за что не забыл бы о своем обещании.
Она не перестанет верить ему – ни за что на свете.
Завещание, должно быть, изменили без его ведома. Но, конечно, у нее не было никаких доказательств этого. Итак, она лишилась «Соснового бора». Как бы это огорчило его, если бы он мог узнать! В этот момент ей было жаль его, как и себя. Виола словно окаменела. Он считал, что она будет обеспечена на всю жизнь. Он был весел, даже счастлив, когда они прощались, – оба знали, что это была их последняя встреча. По щеке Виолы скатилась слеза, и там, где она упала на юбку, образовалось маленькое темное пятнышко.
Герцог Трешем остался только до полудня следующего дня. Ему было интересно увидеть дом, парк и ферму – все, что Фердинанд показал ему утром, – но он стремился поскорее вернуться к своей семье. Малыш приболел, объяснил он, и Джейн нуждалась в его поддержке во время бессонных ночей.
Фердинанд выслушал объяснения брата заинтересованно, но без комментариев. Разве это не обязанность няни – оставаться с заболевшим ребенком? Неужели Трешем позволяет младенцу нарушать свой сон плачем?
Возможно ли, чтобы брак, заключенный четыре года назад по любви, продолжался так же, как и начался? И это у Трешема? Мог ли он быть устойчивым в своей преданности? И оставались ли он и Джейн верны друг другу? Даже сейчас, после того как она родила ему двух сыновей – наследника и, грубо говоря, запасного, Джейн была очень красивой женщиной с сильным характером. А существует ли на свете настоящая долгая супружеская любовь? Тем более в его собственной семье? Но было уже поздно искать ответы на все эти вопросы.
– Мне хотелось поговорить с тобой сегодня утром, Фердинанд, – сказал герцог, когда они стояли около его кареты. – Ты лишен необходимой твердости, когда сталкиваешься с неприятными проблемами. И слишком поддаешься эмоциям. Я мог бы уже сегодня выдворить ее отсюда.
– «Сосновый бор» принадлежит мне, Трешем, – твердо заявил Фердинанд. – И все, связанное с ним, даже его проблемы.
– Прими мой сове! и не позволяй ей оставаться здесь еще на одну ночь, – брат рассмеялся, – но Дадли никогда не прислушивались к советам. Мы увидим тебя в Лондоне до окончания сезона?
– Не знаю, – ответил Фердинанд, – возможно, а может быть, и нет.
– Воистину решительный ответ, – сухо заметил Трешем и сел в экипаж.
Фердинанд помахал брату рукой на прощание и оставался на месте, пока экипаж не скрылся из виду среди деревьев. Затем он повернулся и решительно направился к дому. Пришло время избавиться от захватчицы. Настал момент быть бесчувственным и вести себя, как подобает мужчине, особенно Дадли.
В холле маячил дворецкий.
– Джарви, – мрачно обратился к нему Фердинанд, – пусть мисс Торнхилл через пару минут зайдет в библиотеку. – Он помедлил, взявшись за ручку двери, и, когда дворецкий уже стал подниматься по лестнице, исправил свое указание:
– Точнее, Джарви, спроси у мисс Торнхилл, сможет ли она встретиться со мной в библиотеке в удобное для нее время.
– Да, милорд.
Он стоял у окна библиотеки, глядя на улицу, пока не услышал, как открылась и закрылась дверь у него за спиной. Он обернулся, чтобы взглянуть на нее. На ней было очень скромное светлое муслиновое платье. Волосы, как обычно, были аккуратно причесаны, заплетены в косы и уложены короной на голове. Все это он заметил, оглядев ее с ног до головы. Возможно в конце концов Трешем ошибся и его собственная память сыграла с ним злую шутку.
– Добрый день, мисс Тэлбот, – сказал Фердинанд.
Она ответила не сразу, и его глупая надежда мгновенно улетучилась. На ее губах играла легкая улыбка. Это было то самое выражение, которое он видел у нее на лице в театре – и вчера в холле, когда он представлял ее Трешему.
– Вам отлично известно, где я видел вас раньше, – произнес он, охватывая ее взглядом, на этот раз сердитым.
Как она смеет так смотреть на него? Он был любезен с ней, а она презирает его доброту. Боже, подумал он, словно понимая это впервые, он находился под одной крышей с Лилиан Тэлбот!
– Нет, не известно. – Она подняла брови. – Где вы видели меня, лорд Фердинанд? Ведь не в постели же. Мне кажется, я запомнила бы это. Хотя, несмотря на то что вы считаете себя богачом, вы не могли бы позволить себе купить меня. Не так ли?
Пока она говорила, ее глаза скользили по нему, создавая у него впечатление, что его раздевают догола. Скорее он мысленно вернулся на десять лет назад, когда был долговязым, неуклюжим подростком, состоящим из длинных ног, острых локтей и зубов, слишком крупных для его лица.
– В театре, – напомнил он, – с лордом Нэшвиллом.
– Ах да, лорд Нэшвилл, – произнесла она. – Он мог позволить себе меня и любил демонстрировать это.
Фердинанд с трудом верил, что она могла так преобразиться прямо у него на глазах.
– Полагаю, – отрывисто заметил он, – что Виола Торнхилл – псевдоним. Неудивительно, что Бамбер никогда не слышал о вас. Полагаю, что никто в «Сосновом бору» или по соседству не знает, кто вы на самом деле.
– Мое настоящее имя – Виола Торнхилл, – сказала она. – Лилиан Тэлбот умерла естественной смертью два года назад. Вы разочарованы? Вы надеялись добиться ее расположения, прежде чем выгнать меня? Я всегда была слишком дорога для вас, лорд Фердинанд, и остаюсь таковой и сейчас, как бы ни было велико ваше состояние.
Она смотрела на него с чувственной презрительной полуулыбкой на лице. Ему были отвратительны и ее улыбка, и ее слова. Но его опять, помимо воли, бросило в жар.
– Я не потрачу ни пенни из своего состояния, чтобы купить благосклонность шлюхи, мисс Тэлбот, – сказал Фердинанд.
Он, возможно, тут же почувствовал бы стыд за свои слова, если бы она проявила признаки раскаяния или хотя бы гнева. Но выражение ее лица говорило, что его поведение показалось ей забавным.
– Меня нельзя соблазнить, – добавил он.
Тогда Виола приблизилась к нему так, что могла дотронуться до него – после чего он непроизвольно отступил назад, коснувшись спиной стены. Она взглянула на него из-под опущенных век, и когда она вновь заговорила, ее голос, как он отметил, соответствовал выражению ее лица.
– Это звучит как вызов, – заметила Виола. – Я очень искусна в любви, милорд, а вы – настоящий мужчина.
Каким-то образом она, казалось, вобрала в себя весь воздух в комнате, оставив на долю его легких лишь самую малость.
– Хотите заключить пари? – спросила она.
