Бертрис Смолл - Рабыня страсти
— А я-то думала… — пробормотала Зейнаб. — Я такая дурочка!
— Но откуда могла ты знать? — возразил он. — Не бойся задавать вопросы, Зейнаб, сокровище мое! Иначе ты ничему не научишься. Женское тело способно принести мужчине массу наслаждений, но для мудреца одного лишь тела, пусть прекрасного, недостаточно. Через несколько дней мы отплывем ко мне на родину. Там я всерьез примусь за твое образование: ты будешь учиться не только искусству любви, ты должна танцевать, петь и играть хотя бы на одном музыкальном инструменте. Ты должна изучить поэзию н историю моего народа — и вообще развить свой интеллект в тех областях, к которым у тебя обнаружится талант. Ты должна овладеть арабским и романским — нашими двумя основными языками. Ты постигнешь этикет гарема для того, чтобы войти в него без страха и стыда. Ты затмишь всех женщин, которых когда-либо знал Абд-аль-Рахман, с той же легкостью, с какой затмевает луну яркое солнце. Я также непременно научу тебя учтивости, чтобы ты ненароком не оскорбила госпожу Захру, мать наследника. Хорошие манеры — еще одна добродетель Рабыни Страсти.
Он взял еще один льняной плат и омочил его в чаше;
— Теперь дай-ка я обмою тебя, сокровище мое. Откинься на подушки и расслабься, Зейнаб.
Когда он приступил к делу, она с трудом подавила дрожь. Как деликатны его касания.., и как чувственны… Медленно и заботливо он смывал с ее тела следы того, что произошло между ними, и одновременно очень умело вновь ее возбуждал. Она чувствовала, как его палец, обернутый тонкой тканью, поддразнивает ее… Глаза девушки закрылись — она прислушивалась к ощущениям, которые вызывали его новые ласки… Почему другие непохожи на Карима-аль-Малику? Или все мужчины Аль-Андалус таковы? А может, только северяне грубы и жестоки?..
Бросая в чашу платок, он сказал:
— А теперь одним пальчиком коснись той чувствительной жемчужины, что скрывается в твоем тайничке, Зейнаб.
Он наблюдал за тем, как она, поначалу робко, а затем, осознав, на что способна сама, все более смело ласкала себя. Когда тайник увлажнился и стал сочиться жемчужной влагой, он схватил тонкое запястье. Притянув ее руку к своему рту, он поймал губами влажный пальчик:
— Твой сок такой пряный, мое сокровище… У нее захватило дух, но он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой, от которой сердце ее бешено забилось. Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств. Тут он оседлал ее, оказавшись поверх нежной груди.
— Теперь заложи руки за голову, — скомандовал он.
— Зачем? — вся ее показная покорность тотчас же улетучилась. Нет, она, конечно же, хотела довериться ему, но ее полнейшее невежество рождало панический страх.
— Просто это исходная позиция для следующего упражнения, мое сокровище. И не нужно бояться, — терпеливо объяснил он. Склонившись над нею, он подпер плечи девушки подушками. Затем, приподняв свой член — Зейнаб заметила, что он несколько увеличился в размерах, — сказал:
— Открой рот, Зейнаб, и прими его. Ты станешь пользоваться язычком, чтобы возбудить меня, но держи зубки подальше: ты ни в коем случае не должна сделать властелину больно! Ну а когда попривыкнешь, то поучимся сосать… Я скажу тебе, когда остановиться.
Девушка отчаянно замотала головой.
— Не могу… — прошептала она, пораженная, но вместе с тем и зачарованная таким поворотом дела.
— Можешь, — тихо, но твердо возразил он.
— Нет! — решительно объявила она. — Нет!!! Карим не стал спорить, просто зажал двумя пальцами ее точеные ноздри. Лишенная таким образом воздуха, Зейнаб открыла рот, и член Карима тотчас же проскользнул меж ее губ. Одновременно он разжал пальцы.
— А теперь принимайся нежно ощупывать меня язычком, мой цветочек. Нет, не убирай руки из-за головы — в противном случае я велю Доналу Раю выпороть тебя. Помни: покорность, покорность и еще раз покорность!
Казалось, она целую вечность лежала в оцепенении, ощущая у себя во рту ЭТО и не зная, как с ЭТИМ обойтись… Затем любопытство победило девичий язычок, до поры забившийся вглубь, принялся ощупывать нежную плоть. Он наблюдал за нею» из-под полуопущенных век, чуть дыша. Это было трудное испытание… Она робко лизнула. Потом снова. Глаза их встретились.
Карим кивнул, воодушевляя ученицу:
— Так, так, мое сокровище! Не робей! Язычок твой не причинит мне боли. А теперь проведи им вокруг головки.
…Во вкусе, который ощутила Зейнаб, не было ничего отталкивающего. Чуть солоновато — и только. Страх понемногу улетучивался. Постепенно она забрала член в рот поглубже, и язычок принялся путешествовать вкруговую.
Девушка почувствовала, что орган постепенно увеличивается в объеме…
— Теперь попробуй пососать, — напряженно скомандовал Карим.
Она повиновалась и неожиданно обнаружила, что происходящее захватило ее. Карим приглушенно застонал, Зейнаб обеспокоенно взглянула ему в лицо. Глаза учителя были закрыты, черты слегка искажены… Он изнывает от страсти и наслаждения! Девушка изумленно осознала, что сейчас она хозяйка положения. Она, а вовсе не Карим! И это сознание, сознание сладкой своей власти, подарило ей прилив бодрости и сил.
— Остановись! — прозвучал приказ. Он вновь зажал ее ноздри и извлек наружу напряженный член.
Увидев его размеры, Зейнаб округлила глаза.
— Я что-то сделала не так? Тебе неприятно? — Она вновь заволновалась.
— Нет, — он тяжело рухнул на постель рядом с нею и принялся согревать ее тело лобзаниями. Она вздохнула с облегчением, и тело ее выгнулось ему навстречу, когда он сомкнул губы вокруг ее соска. Он слегка посасывал его, покусывал, а затем поцеловал. Одна его рука скользнула по шелковому животу, оказалась между ногами девушки.
Палец нашел чувствительную жемчужину и принялся поддразнивать ее.
— Я хочу тебя, — сказал он. Пальцы его постепенно углублялись в ее тело. — Ты юна и невежественна, мой цветочек, но ты рождена, чтобы стать Рабыней Страсти!
Прикосновения пальцев воспламенили ее кровь, она изнывала от желания вновь ощутить его в себе. Он подразнивал ее, и жемчужный сок любви тек по его пальцам.
Губы его прильнули к ее рту горячим поцелуем, которому, казалось, не будет конца. А рука не прекращала движений.., и вот девушке показалось, что она вот-вот неудержимо закричит. Все тело горело и томилось желанием. Она чувствовала какую-то тяжесть в животе и груди, казалось, они вот-вот лопнут, и наружу брызнет сладкий густой сок, словно из надломленного граната…
— Пожалуйста! — в полубеспамятстве бормотала она.
— «Пожалуйста» — что?
— Пожалуйста! — повторяла она, как заведенная.
— Рабыня Страсти никогда не молит, хотя для господина лестно, что он возбудил в ней желание, — заметил он. Потом накрыл ее своим телом и глубоко вошел в нее, издав сладкий стон.
