Бледная звезда при дворе Валуа - Ева Арк
Королева Наваррская присоединилась к вождям гугенотов в Ла-Рошели со своим сыном принцем Генрихом и 4000 человек. Нормандия, Пуату, Перигор, Прованс предоставили подкрепления, и Конде и Колиньи оказались во главе сильнейшей армии, которой они когда-либо командовали. Третья религиозная война началась при более благоприятных обстоятельствах, чем предыдущая. Лидеры гугенотов часто применяли к себе высказывание афинского стратега Фемистокла: «Мы погибли бы, если бы не наше разорение», и двор, поражённый их неожиданным выступлением, позволил им захватить главные города на западе Франции. Но 13 марта 1569 года роковая битва при Жарнаке лишила реформаторов одного из их доблестных вождей, принца Конде., в то время как Д'Андело, брат Колиньи, умер от лихорадки в Сент-Луисе 27 мая. Катастрофа при Монконтуре 3 октября, когда Колиньи получил три ранения и потерпел поражение, казалась, увенчала несчастья гугенотов.
Резня реформаторов в Орлеане в 1569 году привела к их массовому бегству в замок Рене.
— Это последнее сборище протестантов в Монтаржи, — сообщает историк д'Обинье во «Всемирной истории», — побудило… короля, заставить Рене прогнать 460 человек, из которых две трети были женщинами и грудными детьми.
Заливаясь слезами, она сказала капитану Маликорну, который после гибели своего покровителя Гиза перешёл на службу к королю:
— Если бы у меня на подбородке было то, что у Вас, я убила бы Вас собственными руками, как вестника смерти!
Так как Рене отказалась ему подчиняться, на помощь Маликорну двинулся герцог Алансонский. Младший брат короля велел передать вдове:
— В Монтаржи ежедневно вынашивались заговоры против Его Величества, поэтому по воле короля Вы не только должны изгнать реформаторов и их вождей, но и прекратить исповедовать реформированную религию или же переехать в какое-нибудь другое место.
На что Рене ответила принцу:
— Я слишком близкая родственница короля, поэтому он не может так плохо относиться ко мне. А те, кому я дала приют, всего лишь безобидные бедняки, которые не вмешивались ни во что, что могло иметь хоть малейшее значение для королевства. Кроме того, я не могу покинуть место, которое принадлежит мне, и где я хочу жить и умереть, не отказываясь от той религии, которая была разрешена мне королём…
Однако в конце сентября она была вынуждена выгнать большинство гугенотов, укрывшихся в Монтаржи, так как ей угрожали разместить там гарнизон. Тем не менее, она сделала всё, чтобы облегчить их участь.
— Поскольку там было несколько семей, — читаем у того же д'Обиньи, — много женщин и огромное количество молодых и пожилых людей, неспособных выдержать долгое путешествие, в которое они были вынуждены отправиться, и могли оказаться во власти тех, кто ждал только возможности уничтожить их, она снабдила эту бедствующую компанию ста пятьюдесятью фургонами, восемью дорожными каретами и огромным количеством лошадей… Однако едва они перешли Луару, как этим преследуемым существам стали угрожать новые опасности. Капитан римско-католической армии по имени Картье с отрядом примерно из 200 всадников был отправлен на расправу с ними. Вожди, сопровождавшие беглецов, увидев на соседнем холме приближающиеся банды убийц, бросились на колени вместе со своей робкой паствой… и начали петь псалом. Но спасение было близко. Тот, в кого они верили, дал повеление спасти их. Внезапно с противоположной стороны между двумя холмами появился отряд из 800 всадников под командованием капитана дю Бека де Бурри, гугенота, который направлялся со своим отрядом из Буржа в Ла-Шарите. Он неожиданно напал на врага, обратил его в бегство и в безопасности сопроводил до последнего места дрогнувший отряд беглецов из Монтаржи.
Тем временем Рене молилась и «трудилась во имя мира». Война наполняла её душу горестным отчаянием. Кому она написала следующее письмо 20 августа 1569 года, не указано, но оно убедительно выражает в нескольких простых словах её тревогу:
— Моя кузина, я… умоляю Вас… приложить все усилия, как, я знаю, Вы привыкли делать, любым доступным для Вас способом, стремясь достичь прочного мира, в этом стремлении я, со своей стороны, приложу все свои силы, если Богу будет угодно…
Храбрость и умелое командование Колиньи вдохновило гугенотов после поражения при Монконтуре. Само его имя внушало доверие, и люди сплотились вокруг него, гордясь тем, что сражались под началом такого великого полководца. Его вера не ослабела, «ибо сердце его было твёрдо, уповая на Бога». Один талантливый писатель говорит о нем:
— Он никогда не отличался той исключительной жизнерадостностью духа, которая была у Конде, но он владел безмятежной силой духа, которая, возможно, в целом была эффективнее как для него самого, так и для других, твёрдая решимость человека, который подсчитал цену своего дела, прежде чем взяться за него, и был готов к этому до конца.
Колиньи перезимовал в Лангедоке и «отклонил два предложения мира от двора, потому что они не предполагали достаточной терпимости». Но королю не терпелось начать жизнь, полную празднеств и потворства своим желаниям, к тому же, воевать ему мешала истощённая казна. Разногласия в католическом лагере помогли делу мира, и Колиньи, получив удовлетворительные гарантии, подписал его в Ла-Шарите 8 августа 1570 года. Эдикт об умиротворении был опубликован в Сен-Жермен-ан-Лэ и немедленно зарегистрирован во всех дворах королевства. Гугеноты получили свободу вероисповедания во всех местах, которые были в их распоряжении, кроме того, по два города в каждой провинции для совершения богослужений, амнистию за прошлое, равное право приёма на государственные должности и разрешение проживать в любом городе. Кроме того, им во владение отдали города с заложниками на два года: Ла-Рошель, Ла-Шарите, Коньяк и Монтобан. Колиньи же был призван в совет Карла IX, который принял адмирала со всеми знаками почтительной привязанности.
Но, хотя военные действия на некоторое время прекратились, две стороны не примирились. В душе Екатерина Медичи затаила злобу к гугенотам. Жестокий совет герцога Альбы, данный ей в Байонне в 1565 году, не был забыт:
— Убейте лидеров, ибо десять тысяч лягушек не стоят головы лосося.
Тем не менее, на некоторое время воцарилось кажущееся спокойствие, и гугеноты начали надеяться, что их ждут лучшие времена.
Глава 10 Дети Рене
Помимо внешних потрясений, которые так сильно осложнили годы вдовства Рене во Франции, были и другие источники мучительного беспокойства, заключающиеся в неустроенном состоянии её личных дел, о которых мы узнаём из её письма сыну, герцогу Альфонсо II:
— Я уже писала об… утомительных процессах, которые я вела из любви… к Вам, чтобы удовлетворить Вас,
