Сьюзен Виггс - Именем королевы
– Не сказал бы. – Разодетый как турецкий султан Яго медленно протиснулся в комнату. – У тебя больше изгибов, чем у швабры.
Девушка оцепенела, молча разглядывая вошедшего. На нем были широченные шаровары из голубого шелка, сапоги по колено, расшитые по бокам. В разрезе незастегнутой рубахи виднелась широкая мускулистая грудь со шрамами, похожими на те, что она видела у Айдана. Вместо дублета на Яго была короткая безрукавка, подпоясанная кушаком, расшитым мелкими бриллиантами. Длинная и тонкая рапира вытянулась вдоль его бедра.
– Яго, вы действительно должны были стать актером. – Она не смогла удержаться от улыбки. – Все женщины бы слетались к вам как мухи на мед.
Он ответил ей улыбкой:
– Хотел бы я знать, найдется ли для меня хоть одна титулованная особа.
– Если вы будете им улыбаться, как сейчас, то обязательно. И уж точно не одна. А может быть, и сама королева.
– Нет уж, спасибо. Ее внимание кое-кому стоило слишком дорого.
Пиппа нахмурилась на свое отражение:
– По крайней мере, мне не придется отбиваться от настырных поклонников.
Он остановился рядом с ней и положил руки ей на плечи.
– Малютка, почему ты не позволила горничным тебя одеть? Из скромности? Или скрываешь тайные изъяны?
Она прижалась к его груди и задрала голову, чтобы видеть его лицо.
– Я не люблю слуг в доме Ламли. Они совсем не такие, как в домах Дархеймов и Вимберли. Они болтают обо мне грязные вещи.
– Вот мерзавки! – Он взбешенно присвистнул и крепко сжал ее плечи. – Почему ты не сказала об этом?
Она опустила голову:
– Они же правы. За исключением того, что я любовница О'Донахью Мара.
«Лучше бы они были в этом правы», – подумала она, кляня свою несговорчивость.
Яго что-то произнес по-испански, затем повернул ее лицом к себе. Словно опытная горничная, он начал помогать ей одеваться. Сначала корсаж со шнуровкой на спине, затем нижнюю юбку в виде колокола, потом еще одну юбку.
– Не понимаю тебя, – одевая ее, продолжал он. – У тебя есть красота, молодость, обаяние, чувство юмора, – а все, что я вижу в твоих глазах, когда в них смотрю, – печаль. Подними и держи так руку.
– Значит, у вас буйное воображение. – Пиппа прикусила губу. – О чем мне печалиться? У меня есть вы и Айдан. Может ли еще хоть одна женщина в Лондоне похвастаться такими горничными?
– Я знаю, как выглядит горе в чужих глазах. Ты не сможешь утаить его от меня.
– Оставьте свою жалость бездомным бродягам. У меня свои планы на будущее.
– Прекрасно, – не стал возражать он. – Но поделись со мной. Поскольку я исполняю роль дамской прислуги, то должен служить тебе еще и наперсником.
Он закончил с ее одеждой и, достав деревянный гребень, приступил к причесыванию.
– Яго, вы правы, я не знаю, кто я. – Она глубоко вздохнула. – То я вижу себя принцессой, которую потеряли по ошибке. То представляю, что меня родила жена какого-нибудь рыбака и бросила на произвол судьбы – либо погибнет, либо подберут чужие люди. Я приняла бы любое объяснение, лишь бы быть уверенной, что оно соответствует действительности. Больнее всего ранит неизвестность.
Яго достал чепчик из тонкой сетки, украшенной мелким жемчугом. Этот плетеный чепчик лежал в коробе вместе с другими вещами, но она не знала, что с ним делать. Мавр собрал ее рассыпавшиеся волосы на затылке и убрал их под сетку. Под ней не было видно, какой длины у нее волосы. Пиппа одобрительно оглядела себя.
– Знаешь, малютка, вряд ли я соглашусь с тобой. Взгляни на меня.
Она посмотрела:
– Вы необыкновенно красивы. Он покачал головой:
– Мой отец был насильником, а моя мать – убийцей.
– Вы сочиняете почище меня, – прищурилась Пиппа.
– Нет. Я говорю правду. Моим отцом был испанский дворянин, которому принадлежало огромное поместье на островах. Моя мать была метиской и служила горничной в доме.
– Мети… Кем?
– Метиской. В ней текла смешанная кровь уроженки островов и африканского раба.
Яго наконец уложил ее волосы. – Мой отец силой заставлял мою мать спать с ним, а она убила его. Видишь, малютка, бывают вещи и пострашнее, чем неведение.
– Ой, Яго, простите меня.
Он поцеловал ее в лоб, и она подивилась его нежности. Рожденный в ненависти и грехе, испытавший побои и рабство, он окутывал ее теплом дружелюбия и понимания.
– Айдан стал моим спасителем, – неожиданно добавил он.
– Что?
От одного упоминания имени ирландца по ее телу пробежали мурашки.
– Его доброте могут позавидовать ангелы. – Яго улыбнулся. – Но…
Он посмотрел куда-то вдаль, а потом отрешенно на подол ее платья.
– Но – что?
– Слишком много завязано на нем. Он как волшебное дерево из легенды. Дерево, которое своей макушкой упиралось в небо. Оно росло и одаривало всех, кто находил пристанище у его корней: обезьян и попугаев, ящериц и змей, тараканов и пчел. Люди брали ветви и листья для хижин, кору и сок – чтобы построить каноэ. Но в конце концов волшебное дерево не смогло помочь всем страждущим и погибло. – Он повернул ее к медному зеркалу. – Посмотри на себя. Дочь жены рыбака сильно смахивает на принцессу, разве нет?
– Да, – сказала она, стараясь унять дрожь. – Но лучше посмотрим, удастся ли вам обмануть королевский двор.
Из дневника Ларк де Лэйси, графини Вимберлийской
Иногда ночью мой муж думает, что я сплю, он встает с постели и мерит шагами комнату. Оливер не хочет, чтобы я видела его переживания, он всегда щадил меня.
Беспокойство за нашего сына Ричарда не дает спать моему любимому мужу. Ричард молод, полон сил, красив, как раннее утро, и в какой-то степени столь же наивен. Он совершенно не отдает себе отчета, что такое война. Он думает только о реющих на ветру флагах и звуках труб, топоте копыт и великих подвигах.
Оливер знает, что такое война. Он смотрел ей в лицо, он видел смерть, и он не хотел бы, чтобы его сын изведал это.
Но все сложилось так, как сложилось, и не женщине вникать во все это.
Вот тут-то я обманываю саму себя. Потому что в основе всего случившегося именно женщина – Елизавета Английская.
Глава 8
Королева наконец-то пригласила лорда Кастелросса ко двору. Всю дорогу во дворец Уайтхолл Пиппа не имела возможности взглянуть на него, поскольку Яго настоял, чтобы она ехала рядом с ним впереди свиты.
Словно король мифической страны, Айдан оставался далеким и невидимым за спинами своей стражи, ни с кем не общался, словно ожидая момента неожиданно явить себя миру с драматическим эффектом.
Когда его эскорт, состоявший из сотни ирландских воинов, двигался по Стренду, она почувствовала, какое впечатление производит это войско на марше. Пехотинцы шагами отбивали ритм по дороге, и этому ритму вторило ее сердце, которое стучало все тревожнее.
