Елена Арсеньева - Русская любовь Дюма
– А что вы думали, меня побранят и отпустят? – зло спросил Шуазель. – Нет, вы уничтожили меня… и я… Я уничтожу вас!
Лидия и ахнуть не успела, как Шуазель столкнул ее с сиденья и силой заставил встать перед ним на колени. Он сорвал с нее шляпку и вцепился в волосы так больно, что Лидия взвыла.
– Молчи… – прошипел Шуазель. – Молчи, пока я не свернул тебе шею, паршивка!
Лидии было слишком больно и страшно, чтобы вскричать: «Да как вы смеете?!»
– Послушай, что я расскажу тебе, маленькая богатая дрянь, – тяжело дыша, заговорил Шуазель. – Я был очень молод и очень хорош собой, я сменил многих любовниц, я прикуривал свои сигары от зажженных мною женских сердец… И вот графиня Закревская влюбилась в меня по уши. Я решил, что сорвал банк, а вышло, что продулся в пух! Я не был слишком нравственным человеком, это правда, но я не был настолько порочен, как те люди, с которыми мне пришлось столкнуться на каторге. Когда я рассказывал, за что был осужден, они надо мной хохотали так, что от смеха падали со своих нар и катались по полу. Да – они хохотали до колик! Один хвалился убийствами, другой – виртуозными кражами, третий – насилиями, четвертый – грабежами на большой дороге… Но не это главное! На каторге в Тулоне нет женщин. А плотские желания не теряют своей остроты! И участь каждого молодого и красивого юноши, который попадает в среду этих оголодавших, лишенных жалости и сострадания скотов, это стать их игрушкой. Ты понимаешь, о чем я говорю?!
Лидия смотрела прямо перед собой остановившимися, испуганными глазами и вспоминала все эти разговоры, тайные, тихие шепотки о том, что происходит в мужских закрытых учебных заведениях, в кадетских и юнкерских корпусах… Говорили, что муж знаменитой своим богатством Юлии Самойловой, той самой, что была истинной музой и натурщицей великого Брюллова, отбил у Юлии ее любовника, управляющего их имением Славянка… Из-за мужеложского греха, знала Лидия, Господь уничтожил Содом и Гоморру! Но все, о ком Лидия слышала неприличные разговоры, занимались этим развратом по доброй воле, ради собственного удовольствия! А если послушать Шуазеля, его силком, выходит, взяли, его принудили?!
Какой ужас…
– Я мечтал о смерти, но выжил, хотя и слег в горячке и некоторое время находился между жизнью и смертью, – мрачно промолвил Шуазель. – Меня сочли умирающим и оставили на время в покое, тем более что в нашем бараке появился еще более молодой и красивый юнец, который стал общей игрушкой. Мне, впрочем, не хотелось, выздоровев, снова исполнять роль Гиацинта при этих уродливых, жестоких «аполлонах», а потому, едва набравшись сил, я ночью изнасиловал того юнца – и этим приобрел всеобщее уважение. Постепенно забавы с мужчинами настолько вошли в мою привычку, что, даже обретя свободу, я уже не мог заставить себя прикоснуться к женщине. Поэтому не бойся, я не стану насиловать тебя! Мне и дотронуться до тебя противно!
От этих слов Лидия даже дышать перестала.
Какое счастье! Никогда не слышала она признания приятней!
– Но не радуйся! – тотчас засмеялся проницательный Шуазель. – Тебе придется выкупить свои драгоценности и свою дурацкую жизнь тем способом, который мне по нраву. А ну, открывай рот!
Лидия попыталась вырваться, но Шуазель с такой яростью дернул ее за волосы, что слезы так и хлынули.
И внезапно до нее дошло, что чуда не совершится: он в самом деле может отнять ее «дурацкую жизнь» в любое мгновение, и никто никогда не узнает, кто ее убил, да что, он может отвезти ее труп в лес, привалить ветками, или бросить в Сену, привязав камень на шею… И никто никогда не узнает о ее судьбе, о ее последнем пристанище!
– Поспеши, – сурово сказал Шуазель. – Ну, давай… пока я добрый.
Добрый?! Каким же он бывает, став злым?! Нет, лучше его не доводить до этого состояния, лучше подчиниться.
Лидия читывала и Пьетро Аретино, и Боккаччо, и вообще, Александр, который здорово поднаторел в любовных забавах во время своей связи с Мари Дюплесси, посвятил ее в тайны итальянской любви, именуемой словом фелляция… Словом, она понимала, чего хочет от нее Шуазель, и не была в этом деле совсем уж неискушенной глупышкой. Поэтому, еще раз всхлипнув и от боли, и от унижения, она покорно принялась исполнять его волю, молясь, чтобы Господь, который не обращал на нее никакого внимания весь этот ужасный вечер, наконец-то соблаговолил бы обратить очи на грешную землю, увидел бы страдания Лидии и смилостивился над ней: как-нибудь устроил бы так, чтобы это поскорей кончилось!
Видимо, Господь как раз покосился с небес в сторону Парижа, потому что рука, вцепившаяся в волосы Лидии, ослабела и послышался удовлетворенный стон. Сейчас можно было бы броситься наутек: Шуазель, преисполненный блаженства, вряд ли успел бы ее схватить, – но перстень! Мысль о перстне заставила Лидию не кинуться прочь, а сесть рядом с Шуазелем, утереться и попытаться привести в порядок свою прическу.
Поправила волосы, нашарила на сиденье шляпку, кое-как нахлобучила ее. И тут сообразила, что карета не движется.
– Жан, – окликнул Шуазель, – мы приехали?
– Да уже четверть часа стоим тут, никак не меньше, неужто не заметили, мсье Вольдемар? – отозвался глумливый голос кучера.
«Неужели Шуазель настолько удачлив в игорных домах, что на выигрыши завел выезд с кучером? – подумала мельком Лидия. – Преуспевающие литераторы Дюма не могут себе этого позволить, а какой-то бывший каторжник…»
Она не успела додумать, потому что сильнейшим толчком в спину была вышиблена из кареты на мостовую. Свалилась ничком, ушибла локти и колени, но каким-то чудом успела повернуть голову, не то расплющила бы нос о мостовую.
– Премного благодарен, мадам графиня! – раздался издевательский голос Шуазеля. – Прощайте! Гони, Жан!
Карета загромыхала колесами по мостовой. Лидия успела только голову приподнять, а она уже умчалась, увозя омерзительного Шуазеля… и перстень Нессельроде.
Да, Вольдемар Шуазель сквитался-таки с Лидией Закревской, и сквитался славно!
* * *Наденька с упоением вспомнила эту озорную историю, известную всей старой столице.
Как-то раз военному генерал-губернатору Москвы графу Закревскому доставили анонимное послание. Человек, его приславший, указывал некий дом, где собираются заговорщики, которые ставят себе целью истребление всей царской фамилии и свершение государственного переворота. Крамольники очень осторожны и при одном лишь намеке на опасность могут сменить место встреч. Тогда ищи их свищи! Полиции всенепременно надобно поспешить.
Благонамеренный аноним также предупреждал, что все злоумышленники являются на свои губительные сборища с полной боевой оснасткою, ежеминутно готовые к убийству государя-императора Николая Павловича и августейшего семейства.
