Мария Хэдли - Царица царей
Хаос таил в себе возможность обновления и перемен. Геката, томившаяся в неволе, почти утратила былое влияние. Теперь она освободится. Она — гораздо старше остальных божеств, которые властвовали в Аиде. Ее силы были безыскусны и глубоки, как сама земля, обжигающий жар лавы и леденящий холод зимних ветров. Сердце Гекаты сотворено из похоти и голода, убийства и восторга. Если Хризата найдет способ обернуть эту мощь себе на пользу, Геката возвысится снова, а вместе с хозяйкой — и ее жрица.
Хризата сняла с узловатого пальца опаловый перстень с вырезанным ликом богини и бросила его в чашу. Вода подернулась рябью и померкла. На сегодня уже достаточно.
Жрица стала торопливо озираться по сторонам, равнодушно скользнула взглядом по куче костей в углу пещеры. В дорогу она взяла лишь несколько кожаных мешочков: снадобья редкостных составов, пчелиный воск и древний сточенный нож с лезвием не толще волоса.
Бормоча что-то по-гречески, она босиком зашагала по узкой тропе навстречу солдатам.
С каждым шагом она преображалась до неузнаваемости. Колтуны в волосах распутались. Костлявое тело приобрело соблазнительные изгибы, морщинистая кожа стала шелковистой, глаза превратились в зеленые омуты.
Когда ее заметили легионеры, посланные Марком Агриппой, Хризату было невозможно отличить от местной юной красавицы.
2
Волны швыряли корабль как игрушку. Дерево скрипело и трещало, сквозь щели сочилась соленая вода. Судно везло товары и рабов из Африки в Италию, из-под палубы доносились рев и грызня животных. Им предстояло участвовать в боях на арене Большого Цирка. В столице их разместят в катакомбах под городскими улицами, и до прохожих будут доноситься приглушенные звуки, словно Африка превратилась в подземное царство Рима.
Встревоженные матросы сновали по палубе. Они всем скопом налегали на канаты, поправляли паруса и напряженно вглядывались во тьму. Нет ли дурных знаков? В оснастке свили гнезда ласточки, а свесившись с кормы, еще недавно можно было рассмотреть диковинное чудище. Гигант с острым плавником некоторое время преследовал судно и, конечно, представлял опасность. Моряки не чувствовали спокойствия с тех самых пор, как покинули порт. Еще бы, с таким-то грузом. А те, кто кормил животных, нервничали еще сильнее.
В трюме, освещенном скудным светом фонарей, творилась суматоха.
Вдруг по палубе пронеслась коза. Ярко белела слипшаяся кисточками белая шерсть.
В небе кувыркалась ласточка.
На корабле стоял запах прелой шерсти и растоптанного зерна. Дух голода.
Все было неладно.
Взревел лев. Что-то с грохотом покатилось по полу, затем опять раздался рык хищника. Жалобно заблеяли козы. Захлопали, взметая стоячий воздух, широкие крылья и стихли. Процокали по деревянному настилу копыта, зазвенели цепи. Шесть львов. Столько же тигров. Газели, зебры, крокодилы, страусы, носорог и гиппопотам — последнего изловили с величайшим трудом. Египтяне поклонялись зверям и одновременно боялись их, считая, например, гиппопотама воплощением злого бога Сета. А он, в свою очередь, даже в клетке представлял опасность для любого, кто отважился бы к нему приблизиться.
Кроме того, в трюме везли рабов, захваченных в бою. Мужчинам предстояло пополнить ряды гладиаторов, женщинам — отправиться на работы в прачечные, бордели и кухни. Живой товар путешествовал вперемешку. Люди бок о бок со зверьем. Скоро кровь невольников прольется на потеху любящей развлечения римской публике. Их история будет записана красными чернилами в серой пыли.
Из закутка под палубой долетел обрывок песни, а юнга проворно взобрался на верхушку мачты.
Николай Дамасский сжался в комочек в убогой каюте и стонал. Морская болезнь совершенно его доконала.
Почему он тянул с отъездом из Египта? Три месяца миновали с того дня, когда он стоял перед царским дворцом, готовый к бегству.
— Царица мертва! — закричали глашатаи Александрии и вывели его из оцепенения. Николай, к стыду своему, испытал невыразимое облегчение. Она покончила жизнь самоубийством. Значит, проблемы решены. Потом он то ли с горя, то ли на радостях очутился в борделе. Женщина, которую он купил, не была ни молодой, ни хорошенькой, но являла собой торжество плоти над миром духа. Широкобедрая и пышногрудая, обильно надушенная и закутанная в покрывала из дешевой ткани. Он зарылся лицом ей в волосы, вдохнул их запах, празднуя возвращенную свободу.
Позже он болтался по городу, охваченный сомнениями. Тем временем по улицам поползла тревожная молва. Дескать, Октавиан обыскал мавзолей, в котором покоилось тело царицы, но труп исчез. Испарился. Еще Николай услышал, что римляне разыскивают ученого из Дамаска, наставника царских детей.
Стены за воротами Мусейона были исписаны его именем и обещаниями награды. Он понимал, что «товарищи» могут с равной вероятностью как спрятать его, так и выдать. Александрия пала, и кошельки горожан отощали. Нужно было немедленно выбираться из Египта.
Порт оказался закрыт и тщательно охранялся. Николай подкупил бродячего музыканта, и тот вывез его, спрятав в огромном барабане. Так он очутился за пределами городских стен. Два с лишним месяца ушло только на то, чтобы, рискуя жизнью, добраться до гавани. Он пробирался деревнями, петляя и запутывая следы. Возможно, за ним уже охотятся… Римские патрули были повсюду, а люди Марка Агриппы отличались упорством и настойчивостью. В каждом селении Николаю рассказывали о пропавшем ученом из Дамаска. К счастью, он овладел великим множеством языков и торопливо отвечал, что никогда не бывал в Дамаске. Ни разу. А образованность? Да просто служил подмастерьем у хлебопека.
За время невеселого путешествия он повидал тысячи статуй и резных изображений Клеопатры. Они оказались разбиты и завалены камнями. Уничтожались все, кроме тех немногих, которые распорядился изготовить император.
Мастера, трудившиеся над изваяниями, упоминали странные требования захватчиков. Октавиан приказал завершить строительство храма, который заложила царица. Камнетесы должны были украсить стены святилища фигурами Клеопатры и ее сына, приносящих дары Исиде.
Декор являлся традиционным. Рядом с Цезарионом высекли его миниатюрную копию. Души знати всегда представлялись подобным образом.
Кроме Клеопатры.
Октавиан приказал изобразить царицу в храме Тентира[23] без Ка — души, сопровождающей ее в Дуат.
Большинство полагало, что здесь заключена намеренная издевка, глумление над женщиной. Рим подчинил себе Клеопатру. Она символически лишилась души и низверглась с заоблачных высот. Этакое изящное метафорическое оскорбление.
