Барбара Картленд - Любовь контрабандиста
Даже здесь каждая мелочь своею роскошью превосходила всякое воображение. Серебряные фонари, мягкие подушки, пледы из меха соболя — все ослепляло глаза богатством; и сам экипаж так легко подпрыгивал на рессорах, к тому же значительно увеличивавших скорость, что ей казалось, будто она опирается на облако лебяжьего пуха!
Николас Уэстон и лорд Чард путешествовали в карете рядом с нею, но Хьюго сопровождал их верхом, так как лорд Чард сам предложил ему взять с собою одну из принадлежавших ему лошадей.
— В Клантонбери есть множество превосходных чистокровок, из которых вы сможете выбрать любую, — говорил он. — Но если вы пожелаете ехать на одной из ваших, мы будем только рады. Я лично предпочитаю своих собственных лошадей всем остальным.
— Я тоже, — ответил Хьюго, не желая ни в чем от него отставать, но Леона знала заранее, что когда он прибудет туда, то наверняка не упустит случая прокатиться на великолепных породистых скакунах герцога, будучи совершенно уверенным, что они намного превосходят всех тех, которыми он когда-либо обладал.
«Бедный Хьюги», — подумала она, и сердце ее сжалось, пока она смотрела ему вслед из окна экипажа, мерно катившегося по подъездной аллее. В новом костюме для верховой езды он выглядел на редкость элегантно, и вместе с тем она ясно ощущала окружавший его налет вызова. Он как будто противопоставлял себя такому громадному неравенству; и у нее вдруг создалось впечатление, что при всех его недостатках в нем было нечто до такой степени дерзкое и блестящее, что, как бы ни расценивать его поступки, смелость искупала многие из его грехов.
Лорд Чард и Николас Уэстон завели продолжительный спор по поводу сравнительных цен на землю в этой части графства. Леона забилась в угол экипажа и через некоторое время, так как было довольно тепло, откинула шаль с плеч.
Она заметила, как лорд Чард один или два раза мельком взглянул на нее, и спрашивала себя, не приходило ли ему на ум в этот миг, каким убогим кажется ее вид по контрасту с роскошным убранством его экипажа. И тут же она упрекнула себя.
«Я должна была пойти на это ради Хьюги, — внушала она себе. — Для Хьюги наш отъезд в Клантонбери — единственный путь к спасению. Что бы мне ни пришлось испытать, как бы неловко я себя ни чувствовала, все будет оправданно, если груз благополучно достигнет берега».
Когда они проезжали через деревню, Леона увидела на размокшей от недавнего дождя глине отпечатки конских копыт, ведущие вдоль излучины реки в сторону дороги на Лондон. Она украдкой взглянула из-под ресниц на лорда Чарда, но тот был всецело поглощен беседой с Николасом Уэстоном и, судя по всему, ничего не заметил.
Деревня выглядела тихой и мирной в лучах утреннего солнца. Несколько сельских парней в рабочей одежде сидели перед трактиром с полными кружками в руках, и Леона догадалась, что эль, который они пили, был платой за проделанную ими минувшей ночью работу.
Она невольно вздрогнула, услышав, как лорд Чард произнес:
— Этот трактир, Николас, известен по всей округе тем, что его обычно использовали в своих целях контрабандисты — «джентльмены», как их еще называют в этих местах.
— Тогда почему же вы не обыскали его? — быстро спросил Николас Уэстон.
— Потому что в этом случае я бы ничего не нашел, — отозвался лорд Чард. — «Джентльмены» отнюдь не такие дилетанты в своем деле, чтобы оставлять свои товары лежать на видном месте, где кто угодно, вроде меня, может их обнаружить.
— Должно быть, это довольно прибыльное дело, — заметил Николас Уэстон.
— Пока ему не приходит конец, — ответил лорд Чард.
В его тоне ей послышалось предупреждение, и девушка поспешно отвернулась, глядя в окно туда, где, чуть опережая их, гарцевал на лошади Хьюго.
Что она может сделать? Как ей убедить брата, что игра не стоит свеч? Словно звон погребального колокола, до нее донеслись слова лорда Чарда, произнесенные с несвойственной ему до сих пор подчеркнутой интонацией в голосе:
— Рано или поздно, Николас, даже самый ловкий контрабандист допускает ошибку — и тогда либо его ловят, либо он погибает!
Глава 7
Поместье Клантонбери располагалось недалеко от берега моря и находилось всего лишь в восьмидесяти милях по прямой от владений Ракли. Но вдоль гряды меловых холмов не существовало проезжей дороги, и, чтобы добраться до него, экипажам приходилось удаляться на значительное расстояние в глубь побережья, проделывая путь длиною почти в двадцать миль, прежде чем взору пассажиров впервые представало величественное каменное здание, построенное по проекту Роберта Адама.
Леона уже порядком устала к этому времени, но, несмотря на это, не смогла удержаться от взволнованного трепета, когда экипаж съехал вниз по крутому холму и они увидели перед собою огромный дворец в окружении террас и садов и на заднем плане мерцавший в свете закатного солнца Ла-Манш.
Скалы в этой части побережья переходили в болотистую низину, пересеченную широкой извилистой рекой, несущей свои воды к морю. Дом был защищен обступавшими его густыми лесами, и благодаря удачно выбранному Робертом Адамом местоположению с одной его стороны открывался вид на покрытую зеленью холмистую равнину, а с другой — величественное зрелище отливавшего изумрудами и синевой моря, прекрасного в любую погоду.
— Как красиво! — невольно воскликнула Леона, и лорд Чард посмотрел на нее с едва уловимой улыбкой, подмечая ее чуть приоткрытый рот, сиявшие от восторга глаза и то, как в порыве воодушевления она сложила руки, словно порываясь удержать сокровище и сделать его своим.
— Хотелось бы, чтобы моей сестре это место понравилось так, как вам, — сказал он. — Я всегда говорю ей, что у нее нет ни капли художественного вкуса, если она предпочитает дым и грязь Лондона свежему воздуху и аромату садов Клантонбери.
Леона едва расслышала его слова. Она благоговейно созерцала дворец по мере того, как карета подъезжала все ближе и ближе к нему по просторной дубовой аллее, лишь смутно, краешком сознания уловив долетевший до нее обрывок фразы Николаса Уэстона, сообщившего, что деревья были посажены для другого здания, которое прежде служило герцогской резиденцией. Затем они миновали мост через реку, и лошади вихрем промчались перед фасадом дома. Теперь она могла разглядеть длинный ряд широких каменных ступенек, ведущих к подножию колоннады, украшавшей парадный вход. По обе стороны от нее простирались два больших боковых крыла, гармонично сочетавшихся в совершенстве пропорций с огромным сводчатым куполом, венчавшим центр здания.
Только когда экипаж остановился и лакеи в напудренных париках и фиолетовых с серебром ливреях сбежали вниз по ступенькам лестницы, расстилая под их ногами пурпурный ковер, Леона вспомнила о своей внешности, внутренне поморщившись при мысли, что, по ее разумению, ей следовало бы войти в этот великолепный дворец через вход для прислуги. «Даже горничная будет выглядеть более нарядно одетой, чем я», — вдруг пришло ей в голову, от одной перспективы покинуть экипаж ее бросило в дрожь.
