Екатерина Мурашова - Звезда перед рассветом
– Вот это, это перышко еще туда приделай. Рыжее.
– Рыжее с синим не сочетается, – заметила Оля. – Давай лучше белое вот сюда…
– Это у тебя не сочетается, а у меня все сочетается, – возразила Капочка. – Синее небо и рыжее солнышко – что скажешь?.. Ой, мама пришла! Мама, мама, смотри, какая у моей Вари будет шляпка! Как у дамы в журнале!
Капочка запрыгала вокруг Люши.
Оля молча поднялась с козетки и стояла, опустив глаза.
– Ты знаешь, где Кашпарек? – спросила Любовь Николаевна.
– Нет его. Позавчера… нет, третьего дня, сразу, как Владимира к дедушке Мартыну в лес повезли, тем же вечером и Кашпарек ушел… Я ему говорила, что холодно, и я беспокоиться за него стану…
– А он?
– Да ему ведь наплевать, кто чего чувствует, он только долг еще как-то разумеет, что с Володиными причудами справляться надо, а без него – кому же…
– Понимать долг – это уже много, – заметила Люша. – А куда же он ушел? Не говорил?
– Собирался в Калугу. А как на деле вышло… он же, как дедка-шарманщик покойный, легко путь меняет. Когда мы бродили еще… Решили, значит, идти туда-то. Дошли до развилки. Кашпарек говорит: «Вот, там ветер в лицо, а здесь попутный. Идем с ним». И мы идем не туда, куда собирались, а куда ветер дует… Ему это просто, все дороги его…
– Как это чудесно, Оля! – вздохнула Капочка. – Я бы тоже хотела так бродить…
– Не дай тебе Бог! – с испугом воскликнула Оля и перекрестила девочку.
– Кто со мной в Калугу поедет? – спросила Любовь Николаевна.
– Я, я! – закричала Капочка. – А Ате с нами можно?
– Я тут обожду, – сказала Оля. – Урок свой по кружевам закончу…
– Ты просто боишься! – неожиданно сказала Капочка, наставив на Олю палец. – Боишься ехать за ним, увидеть…
– Капа, пальцем тыкать некрасиво, – машинально указала Люша, легко признавая в своем голосе интонации Анны Львовны десятилетней давности.
– Да, боюсь, – спокойно сказала Оля, сложила кукольное рукоделие в корзинку и вышла из комнаты.
* * *Белка тыкалась бархатной мордой в плечо и шею Люши и ласково пофыркивала, но на нее сегодня никто не обращал внимания и даже ничем не угощал. Кобылка явно обиделась и, изловчившись, откусила помпон с Атиного берета. Атя завизжала от возмущения и стегнула Белку прутиком по морде. Белка оскалилась и мотнула крупной головой, отбрасывая девочку к стене (лошадка была небольшого роста, но, как и ее мать, чрезвычайно головаста). Пес Жулик, крутившийся тут же, с лаем бросился на Белку, защищая хозяйку. Капочка кинулась увещевать Жулика. «Па-ашла-а!» – оглушительно рявкнул Фрол на Белку. Кобылка прижала уши и по-кошачьи присела. Молодой конюх втянул голову в плечи и перестал запрягать сани.
– Люба, ну куда ты собралась? – нервно спросил Александр, который со сложным чувством, играя бровью, наблюдал за происходящим со стороны. – В твоем положении невместно…
– Да черт вас всех побери! – заорала Люша. – А ты чего хотел-то, Алекс, когда ко мне притащился?! Испугался жандармов, очко заиграло?.. Фрол, да запряжете вы когда-нибудь эту падаль, или мне самой с хомутом бегать? Белка, стерва поганая, убью и собакам скормлю! Атька, в кладовке на неделю запру и жрать не дам! А псов твоих кретинских на живодерню отправлю!
– Капитолина, пойдем со мной! – страдальчески скривившись, воскликнул Александр. – Миссис Уилсон ждет.
– Ой, папочка, а я-то забыла миссис Уилсон сказать! – всплеснула ладошками Капочка. – Но ты ведь ей скажешь, да? У нас не будет сегодня урока, потому что мы с мамочкой и Атей едем Кашпаречка искать!
– Люба, ну зачем таскать с собой детей? Ты же сама не знаешь, куда едешь… Не говоря уж о пропущенных занятиях…
– Голый расчет, – сквозь зубы ответила Любовь Николаевна, помогая молодому конюху приладить постромки. – Этот идиот Кашпарек в присутствии девчонок меньше кочевряжится. И этим, кстати, выгодно отличается от большинства других идиотов, которые в аналогичной ситуации кочевряжатся сильнее обыкновенного…
– «Висел всегда, висит поныне… – Александр прикрыл глаза и отвернулся. – Безумие, безумие…»
* * *В Калуге остановились в гостинице «Феникс». Атя робела и швейцара, и накрахмаленную горничную, и даже официанта в гостиничном ресторане. Капочку (она была в гостинице первый раз) все забавляло. Она крутила краны с холодной и горячей водой, опускала и поднимала шторы на веревке.
Люша оставила уставших девочек в номере, переоделась и, разменяв у швейцара пригоршню мелких монет, отправилась в город на разведку.
Утром поехали уже целенаправленно – по Садовой, мимо Манежа, к Сенной площади. Ледяная изморозь висела в воздухе, сырой снег хлюпал под копытами, цветные вывески казались размытыми, как будто тоже подтаявшими. Выплыл из белесого марева театральный фасад, неспокойная очередь у дверей булочной… За булочной, в широком дворе, тоже толпился народ – веселый, предвкушающий.
Успели как раз к началу дневного представления (согласно полученным Люшей сведениям, случались еще и представления вечерние, в свете факелов – для вернувшихся домой фабричных и мастеровых).
– Давай, Кашпарек, давай, жарь, покажи им! – подначивали собравшиеся.
Кашпарек вышел из-за импровизированной ширмы, составленной из двух деревянных строительных подставок для блоков кирпичей. Высокий, тонкий, весь в черном, с серьезным отрешенным лицом.
«Он нас сейчас узнает…» – шепнула Капочка матери.
«Он никого сейчас не узнает, – ответила Люша. – Он артист. Есть он и есть зрители. И все».
– Рассмеши нас, Кашпарек! – крикнула барышня с рыжим, задорно выбившимся из-под берета локоном.
– Вот еще! – хмуро отозвался Кашпарек. – Хватит из меня дурака-то делать. Поговорим сегодня об умном? Так?
– Так, так! – восторженно отозвались мальчишки-ученики из ближайших лавочек, подпрыгивая от холода на месте и тщетно пытаясь закутаться в худую одежонку. – Жарь про умное, Кашпарек!
– О пользе изучения иностранных языков! – объявил Кашпарек и тут же, как всегда неожиданно, откуда-то у него из-за пазухи выпрыгнула и сразу ожила марионетка, одетая в синий жандармский мундир («Изготовил сам? – удивилась Люша. – Или Оля, никому не сказавшись, сшила втихаря?»)
– Кашпарек, ну что ты все бузишь и мутишь народ?! – обратилась марионетка к мальчику. – Занялся бы лучше чем-нибудь умственным, полезным.
– Я бы с превеликой охотой, вашбродь, – угодливо изогнулся Кашпарек. – Но скумекать не могу: чем же мне таким заняться?
– Да вот, вот… – марионетка, задумавшись, зачесала под мышками и затылок под фуражкой, напомнив с готовностью рассмеявшимся людям ярмарочных обезьянок, а потом, наконец сообразив, радостно взбрыкнула ногами. – Вот! Скоро наши доблестные войска завоюют всю Европу, и стало быть, нам понадобится с ней на ейном языке разговаривать, потому, как они все там дураки и по-русски не разумеют. Учи языки, Кашпарек! Ты ведь, небось, не знаешь…
