Джоржетт Хейер - Переполох в Бате
— Ах вот как! Да, конечно, ведь… То есть я хочу сказать, что так, должно быть, оно и было… — пробормотал Киркби, совершенно сбитый с толку.
Фанни продолжала вышивать, оставаясь в неведении, что ее слова открыли майору трудности ее семейной жизни. Она, конечно, пришла бы в ужас, если бы знала, какое впечатление произвели на него ее слова о привычном образе жизни и характере Серены. С возрастающим беспокойством он продолжал спрашивать себя, сможет ли Серена когда-нибудь удовлетвориться той жизнью, которую он мог предложить ей. Однако когда майор заговорил об этом, его невеста удивилась и сказала: «Скучать? Дорогой Гектор, что за абсурдные мысли? Можете мне поверить, я сумею найти себе занятие в Кенте».
Одна заметка в разделе новостей «Курьера» заставила Серену спросить однажды, не собирается ли он баллотироваться в парламент. Он уверил ее, что нет, но девушка, прежде чем он успел сказать что-либо еще, уже принялась обсуждать этот вопрос, строить планы, размышлять о его возможной карьере, раскрывая перед ним перспективы такого занятия. В отчаянии он рассмеялся:
— Но мне же не нравится заниматься всем этим!
Сказав это, он с облегчением понял, что она, очевидно, совсем не разочарована, хотя у него и осталось чувство, что его пытались силой увлечь по пути, избранному отнюдь не им самим.
— В самом деле? Правда? Тогда, конечно, вам не следует баллотироваться, — согласилась она.
Когда Серена рассказывала ему о своей жизни в те годы, когда он воевал на континенте, майору часто вспоминались слова Фанни об обилии родственников у людей высшего света. «Он мне что-то вроде пятиюродного кузена», — говорила Серена, и скоро ему стало казаться, что, должно быть, ее кузены рассеяны по всей Англии. Однажды Гектор пошутил по этому поводу, но Серена ответила совершенно серьезно:
— Да, и если бы вы знали, как это скучно и утомительно. Приходится поздравлять их с днем рождения и именин, приглашать на обеды, а некоторые, смею вас заверить, просто невозможные люди.
Гектор расхохотался, но в глубине его души затаился страх, что эти люди, пусть отвратительные или скучные, составляли неотъемлемую часть той единственной жизни, которую она понимала или, возможно, в которой только и могла быть счастлива. Однажды, когда он заглянул в Лaypa-плейс, ожидая найти ее скучающей из-за дождя, что лил не переставая с самого рассвета, Гектор обнаружил, что его невеста читает скандальный роман. Майор все больше убеждался, что мирное и спокойное существование, которое он планировал для них обоих, никогда не удовлетворит ее.
Серена протянула ему руку и одарила одной из самых очаровательных улыбок:
— Я очень увлечена одной книжкой, любимый! Это самая занятная книга из всех, когда-либо написанных. Вы уже видели ее? Главные персонажи отлично можно узнать, да и догадаться о том, кто остальные, тоже не составляет большого труда. Я уже давно так не смеялась!
Он поднял один из маленьких томиков с золотым обрезом.
— Что это? «Гленарван», написано известным автором. Неужели это такая замечательная книга?
— Бог мой, нет! Это крайне абсурдная смесь всевозможной чепухи. Автор — леди Кэролайн Лэм! Все Лэмы описаны тут, а леди Холланд — так просто мастерски, мне кажется, что я о ней слышала. Гленарван, конечно, это Байрон, и весь замысел в том, чтобы отомстить ему за то, что он отказался от романа с ней!
— Боже милосердный! — ахнул Гектор. — Должно быть, она просто сошла с ума, если решилась на такое.
— Думаю, что да, бедная душа! Но это началось еще тогда, когда она по уши влюбилась в Байрона. Что касается меня, я оказалась отсталой от моды, так как сразу же почувствовала к нему отвращение. Как только она могла терпеть его невыносимое тщеславие и все попытки казаться интересным, я себе представить не могу. Хотя мне кажется, что если человек смог вынести, как смеется этот кошмарный Лэм, так такого человека уже ничто не испугает. Однако не могу не чувствовать искреннюю жалость к Вильяму Лэму, несмотря на его противный смех. Если действительно он не бросил ее, я могу только со всей откровенностью сказать, что это делает ему честь. Думается, Кэролайн хотела изобразить его по-доброму, но кое-что из того, что она пишет о муже, может заставить его терзаться обидой и стыдом. Она оказалась столь любезной, что почтила общество рассказом, который можно принять за описание ее медового месяца, — и до того чувственное, что бедняжка Фанни краснела до ушей. Ей-Богу, вряд ли это может показаться приятным для сэра Вильяма Лэма, но это же не повредит ему. А себя она рисует под именем Каланты — невинным ребенком, ослепленным высшим светом, совершенно невежественным и полностью верящим в добродетель каждого встреченного мужчины. Неплохо для девицы, воспитанной в доме Девонширов.
— Звучит, мягко говоря, не очень поучительно, — сказал майор. — И вам нравятся такие вещи?
— Это самая ужасная книга, которую только можно себе представить! — взорвалась Фанни. — И хотя с лордом Байроном я только обменивалась поклонами, убеждена, что он в жизни своей никогда не был пожирателем младенцев! Что же касается Клары Сент-Эверард, которая следовала за Гленарваном в одежде пажа, если она существовала в действительности и делала что-нибудь столь же страшно непристойное, то мне кажется, что не так уж плохо, когда она сорвалась с утеса в море… только вот мне очень жаль ее лошадь!
— Заметьте! — сказала Серена, веселясь от души. — Это самая ужасная книга, которую только можно себе представить, но она прочитала все три тома!
— Только потому, что ты все время спрашивала, не кажется ли мне, что леди Августа выведена под псевдонимом леди Кейр (а я, честное слово, не знаю), и так смеялась, что я просто была вынуждена продолжать чтение, чтобы наконец понять, что так забавляет тебя.
Майор, проглядывавший в это время один из томиков, брезгливо бросил его на стол.
— Мне кажется, что вы зря потратили деньги, Серена!
— О, а я и не тратила! Это Ротерхэм прислал мне роман по почте посылкой. Я и не думала, что он может быть так мил! Он пишет, что в городе только об этой книге и говорят, и я вполне могу в это поверить.
— Ротерхэм прислал эту книгу вам? — воскликнул Киркби, столь же пораженный, сколь и недовольный таким известием.
— Да, а почему бы и нет? О, неужели вы так разозлились оттого, что он прислал мне письмо? — поддразнила его Серена. — Это вовсе ни к чему. Даже самый ревнивый влюбленный, — а я надеюсь, вы не из их числа, — не нашел бы ничего предосудительного в этом листке. Он не принадлежит к особым любителям писать письма, вот что он считает нужным мне сообщить:
