Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы
Имя женщина не назвала, а вот общую сумму, для себя и для «ока», назвала без колебаний.
Айше пришла в ужас: таких денег у них не было. Джанбал же не слишком растерялась. Похоже, настало время снести в ювелирный ряд ту пару серег, которые мама подарила ей незадолго до… Бал запретила себе вспоминать об Амасье, о родительском доме, о побеге. Но серьги – ее.
Это не тот топазовый амулет, который дан ей… она сама затрудняется понять для чего – но для чего угодно, только не для продажи. А вот серьги, никогда не бывшие в ее ушах, превратить в золото можно. И золота этого, девушка знала, будет много, потому что ценность серег не в весе, но в искрящейся россыпи драгоценных камней.
Все равно она их не носит, да и не будет носить: для юноши по имени Бек это было бы, мягко говоря, странно. Разве что потом…
Впрочем, если все удастся, если месть удастся тоже, то не будет никакого «потом». Ни серег, ни Айше, ни Джанбал. А дырки в ушах пробьют вместе с головой – и это если очень повезет…
Допустим, не будет и Баязида тоже, младшего из отпрысков Хюррем-хасеки. Великое утешение.
Бал зябко передернула плечами.
И вот теперь она стоит в том же самом бедестане, только у других рядов, перед меняльным прилавком. А старый меняла, едва глянув на положенные перед ним серьги, перевел взгляд на нее и задал этот несусветный вопрос: «Ты пришел за мной, молодой господин?»
Она снова оглянулась. Потом прокашлялась. Но нельзя же тянуть до бесконечности.
– Ну… Я пришел к тебе, почтенный, но… не за тобой. И принес то, что принадлежит… моей сестре. С ее ведома и согласия.
Старик смотрел на нее прежним взглядом – чуть ли не со страхом. Впрочем, нет, страха в его взгляде не было ни крупицы: так, наверное, смотрит в лицо смерти тот, кто к ней совершенно готов и отнюдь не боится ее. Может быть, даже ждет.
Осознав это, девушка пришла в полное замешательство. Ну не печать же Азраила у нее на лбу в самом-то деле!
– Я хотел бы получить за эти серьги достодолжную плату золотом, – твердо сказала она, в минуты замешательства, как всегда, действуя с особой уверенностью. – Предпочтительно в дукатах, все или большей частью.
(Венецианские дукаты – не самая удачная монета для повседневных расходов, но ведь им с Айше предстоит не тратить эти деньги на покупки или оплату жилья, а сразу отдать как бакшиш за возможность работать служанками.
Воистину, если в Блистательной Порте кто-то порой умирает с голоду, то лишь потому, что он слишком беден, чтобы заплатить крупную взятку. Будь у него для этого достаточно денег, смог бы устроиться на такое место, где можно худо-бедно прокормиться. Но это по карману только богатым.)
Старый меняла продолжал смотреть на нее все так же, словно чего-то ожидая. Краем глаза она увидела, как прежний сарраф (он, оказывается, не ушел далеко от прилавка), заподозрив неладное, подался было вперед, но старик, не оборачиваясь, повелительно вскинул руку – и тот остановился, а затем торопливо попятился, исчез из виду.
– Ты не обратился ко мне по имени, молодой господин. – В голосе старика по-прежнему звучало ожидание.
Так. В какую бы историю она по странной случайности ни впуталась, что-то становится слишком горячо. Может быть, лучше всего прямо сейчас взять с прилавка серьги и с извинением или, наоборот, с грубостью удалиться? Но, наверное, так к себе еще большее внимание привлечешь.
– А разве я обязательно должн… должен его знать? Мы ведь видимся впервые, почтенный. Впрочем, сведущие люди сказали мне, что за этим прилавком ведет дела уважаемый Багдасарян. Если…
Старик словно бы мигнул всем лицом. Снял с носа одну пару зрительных стекол, пристально вгляделся в Джанбал через оставшуюся. Снова надел вторые очки, внимательно рассмотрел лежащую перед ним пару серег. Опять перевел взгляд на Джанбал.
– Что ж, молодой господин. Багдасарян – это мой сын, сам же я, как нетрудно понять, Багдасар. Уже пять лет Багдасарян занимает это место в ювелирном ряду – занимает заслуженно, он как ювелир и сарраф действительно уважаем, отнюдь не только за родство со мной. Однако, как положено «старому мастеру», который не бросает дела до смерти, даже если уступил свое место сменщику, – так вот, по обычаю старых мастеров раз в году я являюсь за свой прежний прилавок. И сегодняшний день – мой. Согласись же, что странно увидеть, как в этот единственный день первым к тебе подходит тот самый… молодой господин, который был… самым странным и самым запомнившимся из всех моих клиентов. Ничуть не изменившийся. Принесший мне ту самую вещь, которую я не принял у него… сейчас… да, шестнадцать с лишним лет назад. И говорящий почти те же слова совершенно тем же голосом. Настолько странно, что впору предположить: это и есть твой последний клиент… Который проводит тебя в вечные чертоги, положенные честным ювелирам.
– Почтенный Багдасар…
– Успокойся, молодой господин. Есть в мире сколько-то дел, в которых «почти» не считается, и ювелирное дело – одно из них. Сын мой и соседи по ряду полагают, что зрение у меня уже ослабело, память тоже может сдавать, поэтому, дабы мне не уронить свою репутацию, уже приготовили для дряхлого слепого Багдасара череду подставных клиентов, с которыми легко будет работать и которые точно не обманут. Перед первым из этих клиентов ты случайно и проскользнула… проскользнул, молодой господин. Однако мои глаза ошибаться все-таки не приучены. Говорят, для посланцев оттуда время не движется, так что они всегда сохраняют один возраст, но пусть меня утащит тот, кого вы, мусульмане, зовете шайтаном, если время может двигаться вспять. А я, хоть и со второго взгляда, отчетливо вижу: ты где-то на пару лет младше, чем тот мой клиент. Следовательно, ты – не он.
– Ты прав, почтенный Багдасар, – спокойно и твердо ответила Бал. – Я догадываюсь, о ком ты говоришь. Ее… его судьба сложилась достойно, он здрав и благополучен, хотя последнее время, наверное, страдает из-за разлуки кое с кем из родных – и эта мысль ранит мне сердце.
– Тогда не будем об этом.
– Благодарю тебя, почтенный. – Джанбал перевела дух. – Но скажи: раз ты не взял эти серьги в прошлый раз…
– Я тогда взял многое другое. А на серьгах этих, молодой господин, есть… некий владельческий знак. Малозаметный, но довольно-таки опасный для покупателя. Тогда для моего прошлого клиента, да пошлют ему совместно Господь и Аллах скорейшее утешение в его расстройстве, не было вопросом жизни и смерти продать именно эти серьги. Но через столько лет… из уважения к нему… Если для тебя, юноша, это сейчас действительно вопрос жизни и смерти, то…
