Лиз Карлайл - Невеста в алом
Однако было время, и с тех пор прошло немного лет, когда у него не было выбора — когда его сознание, скользкое как угорь, свободно перемещалось сквозь время и пространство, туда и обратно. Это было похоже на чередование вспышек ослепительной яркости и совершенной ясности — неконтролируемой ясности, — которое могло иногда показывать мерцание вещей. И он испытывал при этом полное и абсолютное бессилие.
Этого не должен видеть ни один ребенок.
Да, ему не нравилось делать это. Но долгие годы практики и безжалостная самодисциплина сделали это его выбором, а не выбором его судьбы.
И все же сегодня он ничего не почувствовал.
В настоящее время в тех очень редких случаях, когда у него возникал непрошеный образ, он чувствовал провал. И в случаях, как сегодня вечером, когда у него не получилось вызвать образ, он чувствовал… то же самое.
Он утешил себя — если это слово можно применить в данном случае, — что он не был знаком с Жизелью Моро и ничего не знал о ее матери, за исключением того, что в конце этого дня, когда она куда-то отправилась со своей корзинкой для провизии, они с ней лишь мельком переглянулись. Маленькая опрятная блондинка в длинном черном плаще.
Трудно уловить нити мыслей или эмоций в текущее время, не говоря уж о будущих событиях, поскольку для этого необходимо если не коснуться, то по крайней мере встретиться с другим человеком. Но попробовать стоило.
Джефф со вздохом бросил письмо обратно в кучу. Впервые в жизни он чуть не пропустил видение. Сегодня вечером он будет один.
Наедине с лихорадочными мечтами об Анаис де Роуэн.
Церковь Святого Николая была красивым старинным храмом, спрятанным в укромном уголке между несколькими улицами Бёр, прямо за площадью Гран-Плас, в конце самых многолюдных кварталов.
По сравнению с другими церквями храм был расположен вдалеке от центра Брюсселя. Интересный выбор, подумала Анаис, бродя под его сводчатыми потолками.
Но по какой-то причине госпожа Моро предпочла именно эту церковь.
Возможно, это было как-то связано с простотой внутренней отделки церкви — ее спокойными тонами и сдержанным количеством позолоты. Однако даже здесь, в этом месте покоя, все равно были заметны признаки городской политической суматохи. В течение веков церковь неоднократно бомбили и сжигали — проходящий мимо церковный староста сказал ей, что в часовне Пресвятой Богородицы в одной из колон до сих пор находится французское пушечное ядро.
Анаис поблагодарила его, но не стала заниматься поисками ядра, предпочитая вместо этого ждать около исповедален, в которых прихожане периодически сменяли друг друга. Она поставила свечку за упокой прабабушки Софии, а затем улучила момент, чтобы прочесть молитву.
Хотя ее и покрестили в англиканской церкви ее матери, Анаис была погружена в католицизм с самого раннего возраста. Ребенком она часто сопровождала прабабушку и Марию на мессу в церковь Пресвятой Девы Марии, ибо ее родители были либеральны в этих вопросах. В Тоскане не было другой церкви для посещения. Анаис не считала, что религии взаимозаменяемы, скорее взаимодополняемы.
Так что в церкви Святого Николая она чувствовала себя также непринужденно, как если бы посещала давнишнего друга. Спустя четверть часа через притвор вошла маленькая круглая блондинка с корзинкой, украшенной ярко-зеленой узкой полоской. Необычная корзинка была именно такой, какой ее описал Пти.
Оставив ее около двери, леди покрыла голову шарфом и направилась в одну из открытых исповедален. Анаис последовала за ней и вошла в соседнюю.
— Благословите меня, Отец мой, ибо я согрешила, — сказала она на французском языке, приблизив губы к решетчатому оконцу. — Я принадлежу к англиканской церкви. Вы выслушаете мою исповедь?
Священник колебался лишь мгновение.
— Конечно, дитя мое, — сказал он мягким голосом. — Если ты стремишься к благодати Господа нашего, тогда ты можешь искать таинство примирения здесь.
— Благодарю вас, — сказала она. — С моей последней исповеди прошло четыре месяца. Вот мои прегрешения. Я солгала один раз моему отцу и матери. Несколько раз я использовала неподобающие леди выражения. И у меня были непристойные мысли о мужчине, с которым я не состою в браке, вообще-то это было… ну, немного больше, чем просто мысли.
— Так, — сказал священник, — насчет последнего. — Ты хочешь выйти за него замуж?
— Нет, святой отец. — Анаис быстро зажмурилась. — Есть… кто-то другой.
— Ты замужем за другим? — Его голос стал резче. — Или обещана другому?
— Нет, нет, святой отец, — выдавила она. — Я… я просто жду его.
— Тогда ты должна стараться быть более терпеливой, дитя мое, — мягко пожурил ее священник.
— Уверена, что вы правы, святой отец, — сказала она. — Я прошу прощения за эти грехи и за все другие грехи, про которые я, возможно, забыла.
— Хорошо, — ответил священник. — Ты должна серьезно задуматься об этом и молиться о терпении.
— Да, святой отец.
Анаис быстро произнесла свою обычную молитву раскаяния. Краем глаза она видела, что Шарлотта Моро вышла из исповедальни и направилась к своей корзинке.
— Прощаются тебе грехи твои, — сказал священник, когда она закончила. — Иди с миром.
— Слава Богу, — сказала Анаис.
Она поспешила вниз по ступенькам, а затем через притвор.
Выйдя за мадам Моро на яркий солнечный свет, Анаис сумела слегка задеть ее корзинку.
— Ой! — воскликнула она, хватаясь за корзинку, словно пытаясь ее удержать. — Прошу прощения. Извините меня.
— Ничего. — Мадам Моро сделала шаг, словно хотела проскочить мимо нее, потом замерла, и ее глаза внезапно расширились. — О, вы англичанка?
Анаис притворно удивилась.
— Да, мадам, — сказала она. — А вы? Я даже подумала, что где-то видела вас.
— Да, я англичанка. — Лицо дамы потеплело, но это не устранило печаль в ее глазах. — Но не думаю, что мы можем знать друг друга. Я уже много лет не живу в Англии.
Анаис рассмеялась.
— Ну, если бы мне пришлось жить много лет вдали от Англии, я тоже наверняка бы выбрала Бельгию. — Затем она чуть-чуть понизила голос. — И все-таки мне кажется, я знаю вас, вернее, встречала раньше. На другой стороне улицы, я имею в виду. На улице Эскалье?
Дама неуверенно моргнула.
— Да, я живу там.
Анаис ослепительно улыбнулась и протянула ей руку.
— Я — миссис Маклахлан, — сказала она. — Анаис Маклахлан. Мы, должно быть, соседи, разве не так?
Дама приняла ее руку немного настороженно.
— Я — мадам Моро.
— Ах, как приятно, что мы встретились с вами! — сказала Анаис. — Как-никак мы приехали только вчера. Разве Брюссель не прекрасен? О такой жизни мечтает каждый. А как приятно здесь делать покупки. — Она сделала паузу и распахнула глаза. — Я только что говорила господину Маклахлану — знаете, мы здесь проводим наш медовый месяц, — что я его точно сделаю банкротом, потратив деньги на кружева и фарфор. А эти маленькие голубые плитки из Антверпена — просто прелесть! Я клянусь, что, когда мы поедем домой, я повезу с собой полный сундук.
