Барбара Картленд - Египетские ночи
– Мне кажется, что вы просто восхитительная девушка! – прошептал Тони.
Он покраснел от собственной смелости, но продолжал вести свою партнершу осторожно, стараясь ненароком не столкнуться с парой, которая, не обращая внимания на других танцующих, самоуверенно выделывала в центре зала замысловатые па.
Затем, когда музыка смолкла, Тони вывел ее из зала на широкий балкон.
Энн была готова просто петь от счастья. Какая все-таки удача, что они приехали в Хартум как раз накануне дворцового бала! Приглашения сыпались одно за другим, и у них с Лидией не было ни единой свободной минуты.
В их честь устроили даже несколько званых завтраков, и хотя Энн поначалу сопротивлялась, вскоре она обнаружила, что столь бурная светская жизнь не так уж и утомительна, ведь они с Лидией всегда вставали в семь утра.
Передышка наступала с двух до четырех часов пополудни, когда жизнь британской колонии замирала: в самую жару даже завзятые любители развлечений отправлялись на боковую.
В течение этих двух часов считалось непростительным грехом наносить визиты и даже побеспокоить кого-то телефонным звонком. Лидия тоже настояла, чтобы ее подопечные во время сиесты не болтали, а спали, восстанавливая силы, потраченные на танцы, которым предавались всю ночь напролет.
Тони, сам того не зная, сумел вызволить Энн из пучины отчаяния.
Лилия с облегчением отметила, что к ее подопечной вернулся смех, лишь в редкие мгновения она видела девушку в грустной задумчивости. В такие минуты Энн на любые вопросы отвечала односложно, безжизненным голосом.
Сейчас же, среди шумного бала, Энн было не узнать: на лице сияла счастливая улыбка, голубые глаза лучились радостью. Как разительно эта светская красавица отличалась от той Энн, которая весь путь от Каира до Хартума просидела молча, отрешенно глядя в окно!
– Пойдемте в сад! – предложил Тони.
Бал проходил одновременно в двух частях дворцового комплекса. Одна танцевальная площадка располагалась в саду, другая – в парадном зале дворца. Энн с Тони побывали и там, и там. Впрочем, не забыли они заглянуть и в буфеты на открытых верандах из белого мрамора, где царила ночная прохлада. Белые стены дворца, ярко-красные одеяния слуг, огромные вазы с цветами, сверкающие бриллианты на дамах – все это словно перенеслось из волшебной сказки.
Уступив желанию Тони, Энн сошла по широким ступеням в сад.
Ее встретило сладостное благоухание цветов и тихая и романтичная мелодия вальса, которую играл полковой оркестр.
Энн взяла Тони под руку, и, отделившись от толпы гостей, они медленно побрели по дорожке, проложенной среди травы и высоких баньянов.
– Я в восторге! – призналась Энн.
– Правда? – каким-то чужим голосом переспросил Тони. Он взял ее руку в свою, и Энн ощутила силу его крепких загорелых пальцев.
Она тотчас бросила на него испуганный взгляд и заговорила о каких-то пустяках, торопливо перескакивая с одной темы на другую. Похоже, Тони ее не слышал – он заметно нервничал от того, что впервые в жизни решился на столь смелый шаг. Хотя он и нравился женщинам – из-за чего его непрерывно и немилосердно поддразнивала сестра, – Тони был более чем скромен, если не сказать застенчив, в общении с прекрасным полом.
Ему нравилось быть военным, и к службе он относится с трепетом, чем заслужил искреннее уважение не только старших по званию офицеров, но и рядовых.
Он был прекрасным спортсменом, играл в регби, был чемпионом батальона по гольфу, а также увлекался игрой в теннис и сквош. В свое время он даже защищал честь родной школы «Хэрроу» в чемпионатах по регби.
Среди старших офицеров ходила шутка, что красавчик Тони абсолютно равнодушен к женщинам, которые сходят по нему с ума. И вот наконец этот всеобщий любимец влюбился сам!
В его глазах Энн была самой красивой, самой совершенной девушкой из всех, кого он только видел; после того как она приехала в Хартум, он не спал ночами, думая о ней. Днем он тоже думал о ней практически ежечасно.
Они уходили все дальше и дальше под сень деревьев. Энн продолжала весело щебетать, но тут вдруг до нее дошло, куда они направляются.
– Давайте вернемся в танцевальный зал, – поспешно предложила она. – Чем дольше мы будем здесь гулять, тем больше танцев я пропущу.
– Энн! – в отчаянии воскликнул Тони. – Мне очень надо с вами поговорить!
– Неужели это необходимо прямо сейчас? – спросила Энн, оглядываясь туда, откуда они только что пришли.
– Да, необходимо! – твердо сказал Тони. – Я вас люблю. Вы согласны стать моей женой?
Эти слова сами сорвались с его губ, искренние и серьезные одновременно. Всю беззаботность с Энн как рукой сняло, со щек сошел прежний румянец.
– Ах, Тони! – воскликнула она, и, плохо отдавая себе отчет в том, что делает, она бросилась ему на шею. Они крепко прильнули друг к другу – правда, скорее как дети, чем как два взрослых человека.
– Ты согласна? Это правда? – наконец смог прошептать Тони, прижимаясь щекой к щеке Энн, так и не осмеливаясь поцеловать.
Но тут Энн вскрикнула и решительно оттолкнула его от себя.
– Нет, неправда, – проговорила она. – Я не могу… стать вашей женой.
И, не прибавив больше ни слова, опрометью бросилась прочь. Подол белого платья взметнулся у нее за спиной, словно парус, и со стороны могло показаться, что она, едва касаясь земли, парит над дорожкой на крыльях. Тони застыл на месте, потрясенно глядя ей вслед. Растерянный и сбитый с толку, он не предпринял ни малейшей попытки ее остановить, опасаясь, что сделает только хуже, и лишь смотрел, как между деревьями мелькает в темноте ее светлый силуэт.
Он стоял и стоял, пока Энн не скрылась из вида. Тогда из груди его невольно вырвался стон, и он прижался горячим лбом к прохладному стволу огромного баньяна.
– Ах, Энн! – в отчаянии вскричал он.
Она не любит меня, твердил про себя Тони. Какая глупость, какая наивность мечтать, что Энн Таверель одарит его своей любовью. Да как смел он надеяться, что такая блестящая красавица, по которой сходят с ума все мужчины на этом балу, может ответить ему взаимностью?
Или он забыл, что у нее есть все, о чем только можно мечтать, – деньги, свобода, молодость, красота? Впрочем, в последние дни в душу ему стали закрадываться сомнения, что она абсолютно счастлива.
Иногда Энн казалась печальной и подавленной, и в такие минуты уголки ее рта, который ему так хотелось поцеловать, опускались вниз. Он мечтал набраться смелости и спросить Энн, о чем она так грустит. И если бы она доверилась ему, он с радостью разделил бы с ней ее горе, поддержал и защитил от любых невзгод.
Она казалась Тони такой миниатюрной, такой хрупкой и беззащитной, что он пошел бы на все, лишь бы оградить это нежное и хрупкое создание от всех бед окружающего мира.
