Барбара Картленд - Невеста поневоле
Он нежно приподнял Камилле подбородок, чтобы видеть ее глаза.
— Я хочу запомнить, как вы выглядели в эту нашу встречу. Ваш образ навсегда останется в моем сердце, даже когда мы расстанемся. Я люблю вас, Камилла, и именно поэтому не могу опорочить вас. Я должен отпустить вас к другому мужчине.
Ей хотелось закричать, что больше всего на свете она мечтает остаться в его объятиях, слышать, как бьется его сердце, потому что он пробуждает в ней ощущения, которые трудно передать словами. А потом он отпустил ее, и она, не в силах пошевелиться, продолжала безмолвно смотреть на него. Да и вряд ли нашлись бы такие слова, которыми можно было передать ее любовь к нему или страх потерять его.
— Я должен отвести вас назад, — прервал он молчание. — Если нас кто-нибудь увидит, то подумает, что мы возвращаемся из комнаты для игр, где все еще играют в карты.
— Неужели… уже пора? — удивилась Камилла. Пожалуйста, давайте побудем здесь еще немного.
— Любовь моя, я обещал защищать вас. Я не должен был приводить вас сюда, но у нас не оставалось выбора. Я не мог оставить вас, видя, что вы несчастны.
— Я… ревновала, — призналась Камилла.
— К Анастасии? — улыбнулся он. — О, милая, вам нет нужды ревновать к ней. Не буду скрывать, когда-то, до военной кампании в Пиренеях, я был сильно увлечен ею. Я даже просил ее руки. Но она хотела денег. Богатство — вот что Анастасия ставит превыше всего, и я думал, что все женщины — такие же, как она.
— В том числе и я, — тихо произнесла Камилла.
— В том числе и вы, — согласился он. — Эта мысль ранила меня, заставляла ненавидеть и презирать вас, как я ненавидел и презирал всех женщин до знакомства с вами.
— Но… мне кажется… леди Уилтшир до сих пор любит вас, — печально проговорила Камилла.
На его губах появилась циничная усмешка.
— Любимая моя, моя невинная маленькая девочка, — мягко сказал он. — Это не любовь. Это физическое влечение, которое мужчины и женщины испытывают друг к другу и которое вносит развлечение в их жизнь. Но оно не может сравниться с нашей любовью. Позволь мне кое-что спросить тебя. Если бы не твои родители, ты бы согласилась убежать со мной сейчас? Нашла бы ты силы противостоять скандалу, который бы неминуемо последовал, или жить в изгнании, возможно, всю оставшуюся жизнь?
Хотя, наверное, я прошу слишком многого?
Камилла не задумываясь ответила:
— Любимый мой, я бы пошла с тобой прямо сейчас, сегодня. Неужели ты думаешь, что мнение общества что-то значит для меня? Наша любовь — вот что мне важно. Что касается денег, то я согласна жить с тобой хоть в хижине. Я буду лишь рада работать и служить тебе. Зачем нам этот мир, когда мы — вместе.
— Хьюго прикрыл на минуту глаза, словно его ослепляла ее красота, а потом с болью в голосе произнес:
— Да, такова любовь, Камилла, но она — не для нас.
— Я привыкла жить бедно, но, наверное, тебе будет трудно? — предположила Камилла.
— Моя милая маленькая глупышка, — отозвался он. — Ты думаешь, меня растили в комфорте?
Уверяю тебя, что в Португалии никто про него и не слышал. Тяжело ощущать себя нищим, когда вокруг у всех туго набитые кошельки. Если бы я только мог позаботиться о твоих родителях, то даже сейчас было бы не поздно все изменить. Но к сожалению, Камилла, все, что я могу предложить женщине, это полный карман долгов. Я думал уйти из армии, но сейчас решил остаться с полком. Я молюсь, чтобы нас послали на какую-нибудь войну, потому что сейчас испытываю огромное желание подраться с кем-либо.
— Не нужно рисковать, — поспешно проговорила Камилла.
— Ты не хочешь, чтоб я погиб? — спросил он.
— Тогда мне незачем будет жить, — ответила она. — Разве ты не понимаешь, что, даже не видя друг друга, мы все равно будем знать, что где-то в мире есть вторая половинка. Мы должны надеяться, что… однажды произойдет чудо, и мы… сможем воссоединиться.
— О, любовь моя, я с ума схожу, когда думаю о том, что не могу воспрепятствовать твоей жертве! воскликнул Хьюго. — Но что я могу сделать? Однажды, когда мой отец заболел, а я был по уши в долгах и ничем не мог помочь ему, я бросился к моему кузену-герцогу. Я надеялся, что он одолжит мне денег, чтобы хоть как-то скрасить последние годы жизни старика.
— И он отказал? — спросила Камилла.
— Он ответил, что не выносит бедных родственников и тем более престарелых нахлебников.
— Какая жестокость! — возмутилась Камилла.
— Я узнал, что он также отказался помогать старикам, о которых наш дед всегда заботился в поместье Алвестон. Я высказал кузену все, что думал о его крохоборстве и жадности. Мы повздорили, и с тех пор он вообще перестал признавать наше родство.
— Он — низкий человек! — заметила Камилла.
— Отцу до самой смерти помогали его старые друзья, — продолжил Хьюго. — Их поддержка стала долгом чести для меня. Я поклялся вернуть им его, и возвращаю понемногу каждый год. Милая моя, я рассказываю тебе все это, чтобы ты знала, что я не могу предложить тебе абсолютно ничего.
— Мне самой ничего не нужно, — заявила Камилла. — Но так же, как ты стремился обеспечить покой и хорошие условия своему отцу, так и я должна сделать все возможное для своих родителей. Моя мама тяжело больна, и моя помощь облегчит ее страдания и даст ей возможность прожить еще несколько лет.
— Я все понимаю, счастье мое, — но все эти обстоятельства загоняют нас в ловушку. Мы находимся во власти проклятых денег! Как бы я хотел забыть о них, но мы ничего не в силах изменить в нашей судьбе. Что нам делать?
— Попрощаться, — вздохнула Камилла.
Она накрыла его руку своей. От ее прикосновения он напрягся, затем взял ее кисть, перевернул ее ладонью вверх и поцеловал. Долгий медленный поцелуй заставил ее затрепетать.
— Когда-нибудь… однажды… мы снова встретимся в волшебном море, — срывающимся голосом проговорила она. По ее щекам катились слезы.
Он поднялся, стараясь не смотреть на нее. Она поняла, что испытывает его сверх меры и он уже с трудом контролирует себя. Молча пошли они обратно во дворец. Хьюго открыл стеклянную дверь.
— Дальше вам лучше идти одной, — произнес он.
Минуту она стояла и смотрела на его белое напряженное лицо и потемневшие от боли глаза.
Казалось, они околдованы волшебной силой, которая без слов, — без прикосновений слила их в одно целое.
— До свидания, моя любимая, единственная женщина в мире.
— Я… люблю… тебя, — сквозь слезы ответила Камилла. — Я буду… любить тебя… всю жизнь.
Она повернулась и стала подниматься по лестнице. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, но боялась обернуться, чтобы не броситься снова в его объятия.
Она знала, что он подверг себя нечеловеческим мукам, запретив себе дотрагиваться до нее, и не хотела утяжелять это бремя. И в то же время она желала его так сильно, что ощущала почти физическую боль, и с тоской думала, что с годами ее мукам суждено лишь усилиться.
