Чудно узорочье твое (СИ) - Татьяна Владимировна Луковская
— Вот видишь, — шепнул Крыж Зорьке, — женихов тут под каждым кустом, только выбирай.
— Такого-то мне не надобно, — Зорька ближе притерлась к дядьке.
— Эй, ладушка, пойдешь за меня⁈ — продолжал в спину орать «жених», забавляя работяг.
— Как птаха в твоем гнезде птенцов высидит, так свататься приходи! — зло выкрикнула ему в ответ Зорька, мстя не этому косматому шутнику, а деревенскому парню с паволокой волос.
За спиной грянул дружный хохот, что ответил косматый, Зорька не услышала, Крыж от греха подальше пустил лошадку в галоп.
— Так-то шутить здесь не надобно, осторожней надобно быть, — проворчал он. — Чай, не дома.
— Не дома, — эхом повторила за ним Зорька, снова впадая в тоску.
— В граде народец разный, сразу и не разберешь — кто есть кто, — нудел дядька, — а ты со всеми будь приветливой, долу очи опускай. А ну как вот такой лохматый тиуном княжьим окажется али боярином каким.
— Чего ж еще боярам делать, как только в драных рубахах камни вдоль реки таскать, — не удержалась от издевки Зорька.
— Поучи — поучи старого, — сокрушенно покачал головой дядька. — распустил тебя Векша, ни почтения, ни смирения. Битой будешь при муже ходить, попомни мои слова.
Но Зорька уж не слушала ворчания, она увидела Юрьев. Стольный град князя Святослава Всеволодовича сбегал с пологого холма серыми домишками посада. То тут, то там избы, что грибы по осени, прорастали за тыном городни, не помещаясь в кольце деревянных стен. На холме за мощным валом стояла крепость повыше и понадежней, с пряслами и восьмигранниками башенок по кругу, за ней виднелись маковки церквей и крыши теремов. Там, в детинце, и жил князь с боярами, приезжал окормить чад епископ из Владимира, туда, стащив по сходням причала, поволокут ярыжники тяжелую ношу — седые камни.
Что и говорить, красиво… но боязно, как примет новая родня, удастся ли обустроиться и назвать Юрьев своим градом? Любоваться надобно да от радости ликовать, а на душе камень тяжелее тех, что на стругах плыли по Колокше, и так хотелось домой, на родную лежанку, к очагу, а потом побежать за буренушкой на луг, с озорной хворостинкой в руках, и чтобы ступни касались прогретой за день землицы. А в граде небось босыми не ходят, не положено, засовывают ноги в тесные поршни.
— Люди добрые, не подскажете, как найти Вольгу Верхуславича, камнереза княжьего? — нараспев, что псалом, проговорил Крыж, останавливаясь перед воротниками.
Те переглянулись, зашептались, разглядывая чужака.
— Тебе, старче, зачем он надобен? — сурово спросил тот, что постарше.
— Племянницу ему везу на житье, сиротку, сестры покойной дочь. Одна одинешенька осталась, — всплакнул Крыж, утирая невидимую слезу.
Воротники снова переглянулись. Старший задумчиво пригладил бороду, разглядывая притихшую Зорьку.
— Веди их к тысяцкому, он разберется, — наконец произнес он, вздыхая.
Молодой воротник кивнул, мол, поезжайте за мной, и возок застучал по деревянному настилу юрьевских улиц.
[1] Уй — дядька по матери.
[2] Сестринича — племянница
[3] Рухлядь — мех.
[4] Ярыжники — бурлаки.
Глава ХХ
В граде Святослава
Все то здесь не так как дома — улицы тесные, дворы один к другому лепятся, собаки ленивые, лишний раз и не тявкнут. А народу-то сколько — мужи, бабы, детишки, и все по своим делам спешат, пройдут и не оглянутся, не раскланяются честь по чести. Новые люди в град въехали, а местным и дела до них нет. Деревенские уж выбежали бы за плетень, разговор завели, вопросами засыпали бы, а в Юрьеве, ежели кто и бросит украдкой любопытный взгляд, так тут же и отведет, мало ли таких гостей захаживает.
Воротник повелел возок кинуть у опустевшего торга. Время вечернее, лавки затворились, коробейники разбрелись.
— Да как же бросить? — заволновался Крыж. — А ежели добро растащат, сиротку обидят?
— Отроки приглядят, — указал воротник на дремавших на ступенях деревянной церквушки ратных.
— Такие приглядят, и самих вынесут, — проворчал Крыж, но все ж спрыгнул с возка и принялся привязывать кобылку к коновязи.
Зорька соскользнула на землю вслед за дядькой, отряхнула подол. Волнение усиливалось, не давая спокойно дышать. Боязно, как же боязно!
Воротник повел гостей вверх к самому детинцу, провел через внутренний вал, под надвратной церковью с позолоченным куполом. Зорька торопливо перекрестилась.
За стенами внутреннего града царила чистота, роскошь и показная сытость, не иначе ларец с самоцветами. Такой красотищи Зорька отродясь не видывала. Убранные кружевной резьбой терема со светлицами, высоким крыльцом и многочисленными подклетями. А заборы-то какие чудные — не косые жерди, чтоб курам не перебраться, а гладкие доски, деревянными цветами да завитками трав прорастающие.
— Вишь, как люди живут, — закивал головой дядька, — чего ж так-то не пожить.
— Да и у нас не хуже, просторней, — из вредности запротестовала Зорька.
И тут она увидела его… Огромный белокаменный собор, еще без купола, но уже поднявшийся двумя ярусами к синему небу. У его подножий лежали груды камней — серых невзрачных, как на струге, и уже белоснежных, что первый снег, обтесанных опытной рукой. Вот она отгадка, как камень разоблачается. А по стенам нового храма разбегались, путаясь ветвями, диковинные деревья, в их кронах прятались птицы, выступали китоврасы да сирины, грозные неведомые звери дремали на крепких лапах.
— Вот это да! — вырвался из груди восторг.
Глаза разбегались, смотреть да не пересмотреть.
— Диво дивное, — согласился Крыж.
— Наши умельцы режут да из булгар, пришлые, — пояснил воротник. — Райский сад творят. А там святые угодники, уж почти готовы, — указал он на самый верх.
— А вон тот кто? — показала Зорька на высокого каменного воина с тонким копьем в руке.
— Так то ж сам Георгий Победоносец.
— Кудрявый, — залюбовалась Зорька, — надо же, каждую кудряшку выбили, так-то искусно.
— И в самом Владимире Златоверхом такого чуда нет, князь наш расстарался.
— Вот видишь, а ты ехать не хотела, — шепнул Крыж.
Они пошли дальше, а Зорька все оглядывалась и оглядывалась на белоснежного великана, медленно заворачивавшегося в вечерний сумрак.
Долгий путь закончился у распахнутых ворот большого двора. Гостей оставили ждать в уголке под забором. Воротник убежал в крепкие хоромы.
Странно, но волнение отступило, видно заблудилось среди ветвей райского каменного узора.
— А зачем нам к тысяцкому, ежели нам к нему и не надобно? — тихо проговорила Зорька. — Отчего сразу к дядьке не повели, а уж он бы сам и решил — нужна я ему или не нужна?
— Порядок должно такой, — почесал затылок Крыж. — Пошли, нас зовут, — дернул он племянницу за рукав, увидев,
