Констанция. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони
— У нее темно-каштановые волнистые волосы. Филипп вздрогнул и отшатнулся от сестры.
— Откуда ты знаешь? Лилиан засмеялась.
— Это совсем несложно, брат, ведь у нас в округе нет ни одной блондинки.
Пришло время засмеяться и Филиппу.
— Может быть, завтра я тебе, Лилиан, и признаюсь во всем, а сегодня отстань от меня.
— Хорошо, тогда садись к столу и будешь есть пирог. А я пока займусь рыбой.
Вдруг скрипнула дверь и послышались шаркающие шаги.
— Мама, не вставай, лежи, я подам тебе наверх, — сказала Лилиан.
— Нет, дочь, я хочу сама приготовить рыбу, которую принес Филипп.
Этель подошла к своей дочери и, обняв ее, прижала к себе.
— Не обижайся, Лилиан, но ты не сможешь приготовить эту рыбу так, как мне хочется.
— Мама, конечно-конечно!
И Этель тут же принялась готовить рыбу. Ее движения были уверенными и ловкими, а на глазах стояли слезы. Ни Филипп, ни Лилиан не тревожили мать расспросами.
За окном шумел дождь, скрипели деревья, и к стеклу то и дело прилипал какой-нибудь лист, подхваченный ветром.
— Ну и погода разыгралась! — прислушиваясь к шуму ветра, к вою в дымоходе, произнесла Лилиан.
— Такое было хорошее утро! — улыбнулся Филипп.
— Так ведь осень, — сказала Этель, аккуратно укладывая рыбу в медный котелок. — Надо удивляться тому, что с утра было солнце, а не тому, что к вечеру пошел дождь.
— Обычно в такую погоду у меня на душе неспокойно, — глядя в темное окно, сказала Лилиан и прижала руку к груди.
— Да, это всегда так, — ответила пожилая женщина своей дочери. — Когда льет дождь и воет ветер, мою душу тоже охватывает тоска. Ведь такой-же поздней осенью погиб наш отец.
— Не надо, мама, — Лилиан подбежала к матери и обняла ее.
Филипп отложил вилку и пряча лицо от женщин, стал смотреть в огонь очага. Его настроение менялось ежесекундно. То вдруг сердце заполняла радость, то вдруг оно начинало разрываться от тоски. То злость переполняла его, и кулаки сжимались так сильно, что белели суставы, то на губах появлялась улыбка, глаза начинали сверкать. То гнетущие предчувствия начинали давить ему на плечи, и Филипп
Втягивал голову. То, вдруг вспомнив звонкий голос Констанции, он расправлял свои плечи и блаженно потягивался.
Ни Филипп, занятый своими мыслями, ни Этель, ни Лилиан даже не подозревали, что готовит им грядущая ночь. Они находились в тепле за толстыми стенами дома, пылал очаг, весело потрескивали поленья, а в котелке готовилась еда.Им было невдомек, что сейчас творится в кромешной тьме, изредка рассекаемой вспышками молнии.
Наконец, Этель встала со своего кресла, подошла к очагу и, подняв медную крышку над котелком, заглянула внутрь.
— Вот уже и рыба готова. Лилиан потянула носом.
— Какой ароматный запах! Как давно мы не ели рыбы!
— Ты молодец, Филипп, — сказала мать, — что выполнил мою просьбу, не поленился и съездил к ручью.
— Мама, может быть, я поеду туда и завтра и еще привезу рыбы?
Этель ничего на это не ответила. Но только как-то странно посмотрела на сына, словно почувствовав какую-то загадку в его словах, словно он сказал лишь первую часть фразы, оборвав ее на самом главном.
А Лилиан, перехватив взгляд Филиппа, улыбнулась самыми уголками губ. Филипп погрозил ей пальцем и на всякий случай показал кулак.Лилиан прыснула смехом.
Мать посмотрела на сына и дочь, и на ее губах появилась улыбка, мгновенно разгладившая морщинки. Даже ее волосы теперь не казались Филиппу такими седыми. А может быть, виною тому был полумрак, царивший в доме, тепло, исходящее от очага.
— Так когда же мы сядем ужинать? — поинтересовался Филипп. — Рыба ведь уже готова?
Его ноздри хищно затрепетали. Он чувствовал страшный голод, хотя только что съел большой кусок пирога.
Сестра с недоумением посмотрела на полуобнаженного брата.
— Филипп, мне кажется, тебе следует одеться. Филипп, казалось, только сейчас и заметил, что сидит полуобнаженным. Он тут же вскочил, снял уже сухую рубаху и накинул ее на плечи.
— Не спеши, Филипп, — сказала Этель, — ваш отец говорил, что рыбу нужно есть холодной. Только тогда можно почувствовать всю ее прелесть и нежность.
— Хорошо-хорошо, мама, пусть остынет, я же не тороплю.
А за окном надсадно выл ветер, хлопали ставни и вою ветра вторили два пса.
Чего они волнуются, Филипп? — спросила Лилиан у брата.
Тот пожал плечами и прислушался.
— Наверное, что-то не так, Филипп, — вновь сказала Лилиан.
Филиппа тоже вдруг охватило беспокойство. Он нехотя поднялся с кресла, накинул на плечи старый кожаный плащ, взял в руки фонарь и несколько мгновений раздумывал, прежде чем переступить порог. Собаки зло залаяли.Тогда Филипп Абинье толкнул ногой дверь и вышел под холодный дождь, держа высоко над головой фонарь.
— Кто здесь? Кто здесь? — раздался голос Филиппа в темноте.
Лай мгновенно прекратился.
И вдруг Филипп заметил темный силуэт всадника.Блеснула молния, и Филипп успел разглядеть тяжелый пистолет, нацеленный прямо ему в грудь.
— Кто ты? — послышался из темноты голос. Филипп прижался к стене и пожалел, что прихватил с собой фонарь, ведь теперь он был виден и являлся
Хорошей мишенью.
Из темноты послышался смех:
— Так кто ты?
— Я Филипп Абинье, — дрогнувшим голосом сказал парень.
— Ты Филипп Абинье, а я твой дядя Марсель. Филипп осторожно направил луч фонаря в лицо всаднику. Тот уже успел спрятать пистолет и тяжело слезал с лошади. Филипп бросился к ночному гостю и хотел было его обнять, но Марсель придержал племянника.
— Погоди, погоди, дорогой, я ранен, осторожно. И только тут Филипп заметил пятна крови на плече своего дяди.
— Поставь лошадь в конюшню, сними седло, а потом поможешь мне добраться до дома.
Филипп сразу же бросился выполнять приказание. Его сердце заколотилось в предчувствии беды. Расседлав лошадь и всыпав в кормушку овса, Филипп вернулся к
Своему дяде, который стоял, прислонившись к стене и морщась от боли.
Дверь дома вновь отворилась и послышался обеспокоенный крик Лилиан:
— Филипп, Филипп, что-то случилось? Где ты? Почему я тебя не вижу?
— Кто это? — бледными губами прошептал Марсель.
— Да это же Лилиан. Мама тоже в доме.
— А слуги?
— Служанку мы отпустили проведать родителей, в доме только свои.
— Тогда помоги. Дай я обопрусь на твое плечо.
Филипп, бережно поддерживая, ввел своего дядю в дом.
Лилиан, увидев окровавленного небритого мужчину, всплеснула руками и вскрикнула.
— Тише! Тише, Лилиан, это я, твой дядя. Лилиан тут же бросилась к нему навстречу. А вот Этель была почти неподвижна. Она только
