Сидони-Габриель Колетт - Вторая
– Фару, послушай… Я сейчас не могу разговаривать с тобой… Ты вошёл слишком рано, понимаешь? Вот именно, ты вошёл слишком рано.
– Тем лучше, – сказал Фару с большим достоинством в голосе. – Моё место здесь. Покончим с этим.
Фанни обескураженно смотрела на него. У неё тоже возникло желание заговорить с ним на языке досадной в этой ситуации доброты.
– Нет, Фару, оставь… Нам с Джейн просто нужно закончить наш разговор и принять сегодня же вечером некоторые… практические решения. Между нами с Джейн не будет сказано ничего такого, что заставило бы нас повышать голос… Не так ли, Джейн?
– Естественно, – подтвердила Джейн.
Она стояла всё на том же месте, немного сзади Фанни, и смотрела внимательным взглядом.
– Хорошо… – согласился Фару. – Что ж… Я не вижу к этому препятствий. Ты не против, если я буду рядом, в своём кабинете? Я могу быть уверен, что ничто из того, что касается нас троих, не станет пищей для чьих-то пересудов? Даже для сплетен прислуги? Абсолютно уверен?..
Он воспользовался этой своей повисшей в воздухе фразой, чтобы медленно, пятясь задом, приблизиться к двери, устремляя то к одной, то к другой женщине свой падающий свысока жёлтый взгляд.
– Да, да, да, – всякий раз отвечала Фанни.
Она нетерпеливо кивала в знак согласия, отчего чёрный жгут её волос в конце концов рассыпался. Она поспешно собрала волосы обеими руками.
Фару внимательно смотрел на осунувшиеся лица женщин, на густую гриву распущенных волос, которую закручивали белые руки… В его глазах промелькнуло предложение мира, которое не могла видеть Фанни, но в нём было нечто такое, что Джейн агрессивно двинулась прямо на Фару.
– Да, можете быть уверены в этом. Но только дайте нам побеседовать наедине.
Фару с натужной улыбкой послушался. Джейн проводила его до самой двери и, закрыв её за ним, вернулась к Фанни, которая заканчивала приводить в порядок волосы.
– Вот так, – сухо сказала Джейн.
– Да… – удручённо вздохнула Фанни. – Вот так. Она беспомощно уронила руки вдоль туловища.
– Отдохните, Фанни. Спешить некуда.
Фанни вернулась в своё кресло возле камина и устроилась поближе к огню. Появление горничной заставило Джейн сесть и начать просматривать почту Фару и бумаги из «Писательского общества»; она притворилась, что разбирает их. Горничная прошла через гостиную в обратном направлении, неся смокинг и бельё Фару.
– Он уходит, – сказала Фанни вполголоса.
– Да, – сказала Джейн. – Сегодня вечером примерочная репетиция в «Жимназ». Вы идёте?
Фанни не ответила. Она свернулась калачиком в своём кресле, прижав колени к груди, и глядела на пламя. Джейн, едва опиравшаяся о спинку стула, казалось, ждала, что её вот-вот сменят на посту. Она делала пометки в блокноте, похоже, что-то подсчитывала в уме, потом посмотрела на ручные часы.
Около семи часов домой вернулся Жан. Фанни машинально ответила на его «Добрый вечер, мамуля» и не пошевелилась. Но от Жана Фару шёл такой оскорбительный, такой разоблачительный запах духов, что обе женщины одновременно подняли головы.
– Это от тебя так пахнет? – спросила Фанни.
– Как – так, мамуля?
Свои следы помятости на веках, свои блестящие, распухшие и горячечные губы, свою омрачённую падением юность – всё это юноша посвящал Джейн, обращал к ней как упрямое оскорбление. Он зло смеялся и предоставлял ей нюхать эти низкопробные духи, предвещавшие наконец его освобождение, запах другой женщины…
– Иди и переоденься, – приказала ему Фанни. – У нас от тебя сейчас заболит голова.
Он вышел, очень довольный тем, что его поняли и осуждают.
– Подумать только, – сказала Фанни. – Как это гадко выглядит, когда мальчик становится мужчиной… Ещё немного, и он бы привёл её к нам… Так гордится, что у него теперь есть любовница…
– У него, и против меня, – сказала Джейн.
– Это верно.
Обострённое ощущение того, что они остались наедине, позволяло им говорить без обиняков.
– Он делает то, что может, он причиняет себе зло, чтобы больше не любить вас…
– О! Любить меня… Разве что в такой степени, чтобы желать мне зла… Может быть, он уже причинил мне это зло… Я не спрашиваю вас, Фанни, – быстро добавила она. – Если хотите, то, пока мы спокойны, давайте поговорим, поговорим начистоту… Допустим, завтра я уеду…
– Нет-нет, – перебила её Фанни. – Лучше потом, после ужина… Вы же слышите, что уже накрывают на стол.
Джейн долгим взглядом посмотрела на свою подругу.
– Вы хотите, чтобы я поужинала здесь?
– Ну само собой разумеется, – раздражённо сказала Фанни. – Не будем усложнять.
– Хорошо. Вы правы. Я пойду к себе в комнату привести кое-что в порядок. Если я вам понадоблюсь…
Вернувшись, она застала Фанни на том же месте, возле затухающего огня. Она напомнила ей: «Фанни, ужин!» И Фанни, наспех приведя себя в порядок, пошла в столовую, где ещё плавал, слабея, запах духов, принесённый Жаном Фару. Проявив необыкновенную предупредительность, Фару дождался, когда жена сядет.
Фанни отметила, что он тщательно выбрит, причёсан, незаметно попудрен загаром. Смокинг был узок ему в талии, и он откидывал назад затылок, подтягивая плечи друг к другу. «На кого, интересно, он злится сегодня? – промелькнуло у неё в голове. – Может, на меня?..»
Усевшись за стол, она почувствовала себя разбитой, вялой и голодной. Она ела много, к величайшему удивлению Фару, который наблюдал за ней, беседуя с сыном. Джейн тоже беседовала с Жаном, который, прежде чем ответить, выдерживал удивлённую, не лишённую вызова паузу. Когда Фару церемонно наклонил над бокалом жены графин с вином, она посмеялась над ним:
– Не знаю почему, но у тебя сегодня вид почти как у молодого героя-любовника, которому дали комическую роль…
И она расхохоталась непринуждённым смехом, какой вырывается у выздоравливающих или очень усталых людей. Она думала:
«А моё горе, как мне с ним быть в этой ситуации? Когда мне им заниматься? Сегодня было место рассудочности, безрассудству, гневу – всему, кроме горя… Так они его у меня и отнимут…»
Фару покинул дом изящно, ловко, разговаривая, зажигая сигарету, надевая пальто. Фанни считала, что он в прихожей, а Джейн – что он в ванной комнате, когда он уже переходил через улицу. Фанни осталась наедине с Джейн и, сидя напротив неё за столом, покачала головой, немного хмельная от сухого вина:
– Вот это я называю стилем прислуги, такую вот манеру уходить.
– Как это? – озадаченно спросила Джейн.
– Вы не обращали внимания, что никогда не знаешь, в какой точно момент домашняя работница уходит из дома? Она исчезает, как гном. А всё потому, что она всегда уносит какой-нибудь сувенирчик, ломтик телятины для мужа, остатки кофе в бутылке, какие-нибудь кусочки сахара…
