Диана Уайтсайд - Речной дьявол
Все же было бы чудесно снова исследовать его великолепное тело. Мускулы плеч, курчавые светлые волосы на груди, увенчанной медными сосками… Так ли они чувствительны, как женские? Могут ли твердеть и вытягиваться, когда их ласкаешь пальцами или языком?
Розалинда ощутила тепло между ног и инстинктивно погладила свою грудь сквозь полотно рубашки.
В этот момент где-то залаяла собака, и тут же ей ответила другая. На палубе снаружи послышались мужские шаги, но закрытые ставни не позволяли видеть, кому они принадлежат.
Розалинда резко повернулась к двери и схватилась за револьвер.
– Тише, Цицерон! Неужели ты намерен перебрехиваться со всеми фермерскими собаками до самой Монтаны? – проворчал Хэл, толкая дверь каюты.
Цицерон проскользнул внутрь и тотчас прыгнул на раскладушку; войдя за ним, Хэл на мгновение застыл, но тут же сложил на груди руки и, не оборачиваясь, толкнул дверь ногой.
– Ты собираешься пристрелить меня из этого, ученик? – насмешливо спросил он.
У Розалинды едва не подогнулись колени.
– Нет, сэр, конечно, нет.
– В самом деле? Тогда почему оружие нацелено на меня? Или у тебя есть другие планы на этот вечер? – Он подошел ближе, окутывая Розалинду облаком своего запаха и тепла. Рот под аккуратной эспаньолкой дрогнул.
У Розалинды затрепетали ноздри от пряного запаха мужской похоти. Господи, как же ей нравился этот запах! Обхватив ладонью ствол «кольта», Хэл улыбнулся:
– Я мог бы забрать его, ты знаешь. Или, может, мне настоять, чтобы ты обратила на меня внимание как женщина?
Они стояли так близко друг к другу, что Розалинда ясно видела биение пульса на его шее. Она опустила взгляд и заметила, как натянуты его брюки в области ширинки. От желания к нему прикоснуться, ощутить его, зажечь огнем у нее задрожала рука.
– Могу ли я кое о чем тебя попросить? – Она старалась говорить спокойно, насколько это было возможно для женщины, чье тело изнывало от желания завладеть мужчиной.
– Например?
– Сними одежду, а я притушу лампу. Ставни – хорошо, но это не гарантия, особенно если мне предстоит оказывать тебе знаки внимания.
– Какая прямолинейность… – Хэл вздохнул. – Я постараюсь с этим разобраться.
Фыркнув, Розалинда убрала оружие в кобуру.
– Похоже, мои слова тебя возбудили.
– Нет, это твой вид сводит меня с ума.
Хэл снова поцеловал ее, и у Розалинды закружилась голова, когда он оторвался от нее и начал раздеваться.
Подкручивая фитиль лампы, Розалинда заметила, что руки ее дрожат. Слава богу, ей не приходится играть в покер, после того как стала любовницей Хэла; она не смогла бы в его присутствии логически мыслить и делать разумные ставки. От его вида у нее захватывало дух и сердце подпрыгивало в груди. Хэл стоял в чем мать родила, положив кулаки на бедра и расставив ноги.
Какой же он неотразимый!
– Что дальше? – пророкотал Хэл голосом игрока, предвкушающего жирный куш.
Розалинда заставила себя подумать.
– Ляг на спину, – приказала торопливо она, пока он не завалил ее на раскладушку.
– Как пожелаете. – Хэл распластался на белоснежном покрывале, словно знал, что является большим искушением, чем шоколадные конфеты, и улыбнулся Розалинде, сгорая от желания побыстрее узнать ее намерения.
Тем временем Розалинда отложила «кольты» в сторону. Сегодня она вела себя чертовски отважно: ни один мускул не дрогнул на ее лице. Такая стойкость пробудила у Хэла воспоминания о Виксберге, когда снаряд конфедератов снес голову его рулевому. К штурвалу «Сент-Пола» тотчас подскочил молодой старшина-штурман и, даже не имея опыта вождения судна, сумел удержать корабль на курсе.
В тот момент парень тоже держался болезненно прямо, как Розалинда сегодня; а еще он улыбался как идиот, когда Линдсей приказал налить ему дополнительную чарку рома.
И все же Хэл не сомневался, что получит огромное удовольствие от того, что задумала Розалинда, когда ее голос вернул его в настоящее:
– Руки за голову.
– Что?
– Я не хочу, чтобы ты отвлекал меня. Убери руки за голову.
– Хорошо. – Он подчинился ее просьбе и заурчал, когда она остановила взгляд на его молодце. Судя по всему, ему сегодня предстоит повеселиться на славу. Жаль, что в Форт-Бентоне Розалинда сойдет на берег.
Розалинда пробежала пальцами по его руке до плеча, затем исследовала ключицу и линию, разделяющую грудную клетку надвое. После мимолетного колебания она по очереди обвела грудные мышцы.
Насколько она искусна? Раньше Хэл не давал ей возможности проявить свое умение. Медленно кружа, она достигла соска, и он тотчас затвердел в ожидании продолжения ласк.
Страсть туманом заволокла сознание Хэла, мешая думать, и он прикусил губу, чтобы не застонать.
Розалинда лизнула его сосок и принялась описывать языком ленивые круги, повторяя предшествующие движения своего пальца. Она была менее ловкой, чем другие любовницы, но более сосредоточенной. Потом она попробовала пососать сосок.
Хэл напрягся. Его стон вырывался в одном ритме с ее медлительными движениями, мышцы затвердели, и в паху запульсировало. Тогда Розалинда переключила внимание на другой сосок. Уже усвоив первый урок, она быстро нашла наиболее чувствительное место и стала распалять его языком, пальцами, зубами, пока не превратила Хэла в стонущего от похоти подростка. От страсти его глаза подернулись поволокой. Господи, как же ему нравилось быть в центре ее внимания! Одновременно Розалинда поглаживала его бедра, словно успокаивала норовистую лошадь, но к средоточию ощущений ни разу не притронулась.
Хэл попытался намекнуть, чтобы она положила руку туда, где он мог получить максимальное удовольствие. Если бы Розалинда сделала это раньше, он наверняка уже кончил бы и смог вернуть себе самообладание. Он выгнулся, подставляя ей бедра.
– Проклятие, Розалинда! – ахнул он, когда ее рука нежно пробежала по его паху.
– Перевернись.
Какого черта? Она стояла подбоченившись, ее грудь высоко вздымалась, щеки пламенели. Сквозь белый хлопок рубашки просвечивали торчащие соски.
Хэл удовлетворенно улыбнулся. Он соблазнял ее, не шевеля и пальцем, лишь разрешив с собой забавляться.
– Перевернись, – снова приказала она.
– Слушаюсь, мэм. – Хэл подчинился, нарочно растягивая время, чтобы она лишний раз увидела, что теряет. Наконец он повернулся, скользнув нежным местом по толстой вышивке покрывала. Ощущение, оставленное грубой хлопчатобумажной нитью, напоминало прикосновение руки.
От этого всплеска ощущений у Хэла перехватило дыхание. Он до крови прикусил губу, борясь с подступившим желанием извергнуть семя.
Он не сразу нашел на одеяле участок без вышивки, воздействующей на него столь возбуждающе. И тут он вспомнил о старых шрамах, оставленных тростью, к которым не позволял никому прикасаться. Может, пора ее остановить?
