Колин Фолкнер - Под чужим именем
Элизабет с улыбкой рассматривала себя в зеркале, поворачиваясь в разные стороны. Она была довольна. Возможно, она не так молода, как та Рыжая, но у нее прямой нос, полные губы и на лице нет ни одной оспины.
Снизу до нее донесся лай собак. Элизабет поняла, что это О'Брайен. Она взглянула на часы. Было только половина восьмого, он пришел слишком рано. Элизабет прикусила губу. О'Брайен понял, зачем его позвали. Через минуту в дверь ее спальни постучали.
— Да?
— К вам мистер О'Брайен, — сообщила одна из горничных. — Куда его провести, хозяйка?
— Проводите его в гостиную и скажите кухарке, что пора подавать ужин. Я присоединюсь к нему через минуту.
Элизабет слышала шаги горничной, удалявшиеся в направлении центральной лестницы. Она еще раз взглянула в зеркало.
— Ты уверена, что этого хочешь? — прошептала Элизабет. — Ты готова продать душу дьяволу из-за своих плотских страстей?
Да. Элизабет отвернулась от зеркала. Она была уверена в этом больше, чем в любом из своих решений. План Элизабет был прост. Она была готова спать с О'Брайеном, если им удастся держать свои отношения в секрете. Если пойдут слухи, репутация Элизабет будет погублена, и тогда не только ни один порядочный мужчина в колониях не предложит ей руку и сердце, но и все заказчики прекратят сотрудничать с нею.
Элизабет спустилась в гостиную, стараясь сохранять спокойствие. Улыбаясь, она перешагнула через лежавшую у дверей Азией и вошла в комнату.
— Мистер О'Брайен, я рада, что вы нашли для меня время, — Элизабет говорила спокойно и вежливо. Она знала, что их наверняка подслушивает какая-нибудь горничная. О'Брайен, повернувшись к ней спиной, рассматривал портрет Элизабет на стене. Пол заказал его в Англии еще до того, как они поженились.
— Добрый вечер. — О'Брайен обернулся к ней. На нем были домотканые короткие штаны цвета индиго, белая батистовая рубашка со стоячим воротничком и домотканый камзол с пуговицами вишневого дерева. Строгий костюм только подчеркивал его грубоватую красоту. О'Брайен показал на портрет, висевший над камином, в котором тлели угли, смягчая прохладу сентябрьского вечера.
— Женщина на портрете не очень похожа на вас, красива, но не похожа.
— Мне кажется, художник придавал жеманный вид всем женщинам, которых рисовал. — Элизабет подошла к нему, стараясь вести себя так, будто не впервые приглашает мужчину на ужин, чтобы потом затащить в свою постель. — Не хотите ли аперитив? Думаю, наше дело мы обсудим после ужина.
— Нет, спасибо, ничего не надо. — О'Брайен протестующе поднял руку. — Мне нужна ясная голова, когда вы рядом, хозяйка.
Она взглянула на него. О'Брайен вызывающе ухмыльнулся. Элизабет ненавидела эту ухмылку, от нее прямо в дрожь бросало.
— Давайте перекусим чего-нибудь, — предложила Элизабет, указывая на небольшой столик, накрытый возле окна в сад. О'Брайен отодвинул для нее стул и, когда она садилась, слегка коснулся ее руки. Элизабет подняла на него глаза.
— Ради Бога, скажите, прежде чем я сяду, — прошептал он. — Вы вызвали меня, чтобы соблазнить или чтобы уволить?
Элизабет улыбнулась, тон его голоса убедил ее, что она поступает правильно.
— Это зависит от вас, — прошептала она в ответ.
О'Брайен сел и взял салфетку с китайской фарфоровой тарелки.
— От чего же именно? — спросил он. Элизабет тоже расправила салфетку и положила ее на колени.
— От того, согласитесь ли вы с моими условиями.
Звук шагов приближающегося слуги прервал их разговор. Элизабет мило улыбнулась и заговорила о бондаре, который должен был приехать через две недели. Им подали холодную ветчину и жареную свинину, горошек, тыквенное печенье, яблочный пирог и фрукты. Элизабет и О'Брайен вели ни к чему не обязывающий разговор, какой и подобает вести хозяйке и ее служащему. Они говорили о заводе, о конкуренте из Нью-Джерси, о тех, кто жил на заводе Лоуренса. Элизабет с трудом сдерживала волнение и почти не могла есть. Она боялась, вдруг кто-нибудь из слуг заподозрит неладное. О'Брайен же ел с завидным аппетитом, прося добавки каждого блюда и нахваливая талант кухарки. Наконец трапеза подошла к концу, тарелки были убраны, и Элизабет отпустила слуг по домам, сказав, что ей необходимо обсудить с управляющим положение дел на заводе.
Элизабет встала из-за стола. Во время ужина напряжение немного отпустило ее. О'Брайен был очень приятным собеседником. Разговоры о заводе и работающих на нем людях нравились ей больше, чем болтовня о непомерных ценах на индийский шелк. Однако теперь Элизабет снова занервничала. Что, если на самом деле она его вовсе не интересует? Может быть, он просто согласен ублажать свою хозяйку, не желая потерять работу? Элизабет посмотрела на О'Брайена; тот наблюдал за нею, откинувшись на спинку стула.
Она безусловно ему нравилась. Каждая женщина умеет прочитать такое в глазах мужчины.
— Я Постараюсь облегчить вашу задачу, Лиз. — О'Брайен закинул руки за голову. — Скажите, зачем вы меня позвали?
— Вы знаете зачем, — тихо ответила Элизабет, и щеки ее вспыхнули румянцем.
— Да? — Он внимательно смотрел на нее.
Элизабет очень не любила эту его манеру принуждать ее говорить то, что ей было трудно произносить вслух. Она медленно подошла к О'Брайену, шурша жесткими юбками в такт шагам.
— Почему вам нравится дразнить меня? Вы хотите, чтобы я себя возненавидела?
О'Брайен встал из-за стола.
— Вы не правы, я не хочу, чтобы вы себя ненавидели. Я просто должен быть уверен, что вы не пожалеете о содеянном, Лиз.
Он остановился совсем рядом с Элизабет.
— Поэтому вы так и поступили той ночью? — Мучительно было задавать этот вопрос, но ей необходимо знать правду. — Поэтому вы тогда не воспользовались положением и не… овладели мной? Я подумала… может быть, я вам не очень нравлюсь. — Элизабет опустила глаза.
— Нет, Лиз, я не сделал этого не потому, что не хочу вас. Я жажду близости с вами. Но понимаете ли вы, как это опасно для вас? Я могу всего лишь потерять работу, а вы…
Элизабет прижала палец к его губам.
— Я взрослая женщина и отвечаю за свои поступки.
— Да, вы взрослая женщина, признаю. — Он нежно провел рукой по ее груди.
— О'Брайен, я говорю серьезно. Послушайте. — Она придержала пальцами его подбородок, заставляя смотреть ей прямо в глаза. — Никто не должен об этом знать, ни одна живая душа. Представляете, что может произойти, если нас раскроют?
— Джессоп?
— Беда не в том, что я потеряю Джессопа. Дело не в нем. Он больше не желает жениться на мне.
Я имею в виду завод. Джессоп может опротестовать завещание и отнять у меня завод. Если он подаст в суд, я растеряю заказчиков и поставщиков.
