Мари Кордоньер - Серебряный огонь
– Ты выглядишь так, словно и тебе необходимо что-то теплое, – заметил старый дворянин, наморщив лоб над кустистыми бровями. – Или ты решила подражать прозрачной красоте мадам Габриэллы? Трудно представить себе, что Филипп будет от этого в восторге, когда расстанется наконец с волками из Фонтенбло! Плохо себя чувствуешь?
Фелина, все еще страдавшая от приступов тошноты, несмотря на травяные настои Иветты, в самом деле утратила часть своей сияющей свежести. Но она объяснила такое изменение с ловкостью, приобретенной за последние дни.
– Небольшое расстройство желудка, которое скоро закончится. Не волнуйтесь. Я съела рыбный паштет, а его лучше было бы отдать мадам д'Ароне.
Поскольку она уже поведала Амори де Брюну о неприятном происшествии, он оценил ее иронию и ухмыльнулся, а затем по-отечески утешил ее.
– Ты придаешь сей даме значение, какого она не заслуживает. Любому известно про ее тщеславные надежды, разрушенные тобой. То, что она показала когти, несущественно! И сплетни давно касаются других мелочей.
Несколько дней назад такие фразы вызвали бы у Фелины возражение. Теперь же она по многим причинам соглашалась со стариком. Тереза д'Ароне и ее мелочные интриги действительно стали несущественными, имеющими столь же малое значение, как и вопрос, сможет ли маркиза де Анделис и дальше мешать ее планам. Ибо дни маркизы были и без того сочтены.
В раздумье она сжала полные губы, а ее ясные глаза потемнели. До сих пор она ни на шаг не продвинулась в разрешении своих проблем.
Куда ей бежать? Осмелиться ли попросить о помощи Иветту? Та, во всяком случае, знакома с акушеркой, способной помочь Фелине в трудный час. Однако пока у нее не хватило мужества обдумать это.
А как убедительно объяснить отказ от роскошной жизни в Париже рядом с так называемым супругом? Открывать тайну своего происхождения, разумеется, нельзя. Слишком велика оказалась бы опасность для Филиппа и Амори де Брюна. Король никогда им не простит попытки одурачить его с помощью крестьянской девки.
В испуге обнаружила она, что старый дворянин наблюдает за ней какое-то время, и выдавила из себя слабую улыбку.
– Извините, отец, я стала невнимательной. Вы что-то рассказывали мне о новых шелковых мануфактурах, которыми король надеется ослабить торговую монополию венецианцев?
Ее собеседник помедлил, раздумывая, соглашаться с явной попыткой сменить тему или нет. Его раздумье прервала Иветта.
Она деликатно постучала пальцем в дверь, предупреждая о визите, и пропустила перед собой невысокого мужчину в темной одежде. Мужчину сопровождали две служанки, которые осторожно внесли завернутые в белое полотно платья.
Амори де Брюн поднялся с помощью палки.
– Уступаю натиску шелка и кружев, дорогая! Хорошенько присматривай за своей госпожой, Иветта. По-моему, ее здоровье в последние дни требует улучшения!
Так как он сразу же повернулся к двери, от его внимания ускользнул многозначительный взгляд, брошенный Иветтой на напряженное лицо маркизы.
Фелина уклонилась от этого взгляда и поздоровалась с господином Орелем, указавшим горделивым жестом на два сшитых им платья.
Фелина искренне похвалила его за превосходно выполненную работу. Платье огненного цвета из прозрачного шелка, посаженное на сатиновый чехол, создавало при движении впечатление колеблющегося пламени. Стоячий, украшенный жемчугом воротник и головной убор, похожий на берет с перьями, прекрасно дополняли наряд.
Однако удивительные расцветки подошли бы только даме со здоровым цветом лица и сияющими глазами. Сегодня на примерке ее раздражал жаркий румянец шелка.
Тем не менее отказаться от платья она не осмелилась. Приняла и это платье, и другое, фиолетовое из бархата, почти без украшений, только с серебряной каймой по подолу и серебряным поясом на талии.
Несмотря на то, что мода предписывала жесткие материи, широкие плотные рукава и сужающиеся, треугольные корсеты, мастер Орель рискнул скроить тяжелый, но очень мягкий бархат в соответствии с женственной фигурой заказчицы. Узкие, доходящие до пальцев рукава, две нижние юбки, лишь слегка поддерживающие широкую нижнюю часть платья. Фиолетовый цвет подчеркивал белизну бюста, соблазнительно вздымавшегося над прямоугольным корсетом. В отличие от пламенной роскоши первого, парадного платья, второе очень подходило для встречи с супругом.
– Вы, маэстро, превзошли самого себя! – сказала Фелина тщеславному портному то, что он так хотел услышать.
Она приказала Иветте выдать нужную сумму из денег, великодушно оставленных в шкатулке Филиппом на период его отсутствия.
Хотя в ее ситуации было безумием покупать новые платья, ей не удалось справиться с искушением. И не вызовет ли ненужные подозрения отказ от одежды, которую совсем недавно поручили сшить мастеру Орелю?
Может быть, женщина, достойная титула маркизы де Анделис, сможет позже носить эти платья. Такая мысль расстроила Фелину, ей пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать слезы.
С облегчением восприняла она уход портного и служанок. Иветта вроде бы углубилась в проблему размещения красного платья в одном из сундуков, где хранились наряды маркизы. Бархатное платье Фелина снять не захотела.
Оттенки его цвета напомнили ей накидку, прикрывавшую пеструю статую Девы Марии в боковой часовне церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа.
Фелине нравилось излучение наивной покорности Богу, исходившее от статуи, которая, подобно земной матери, держала на руках младенца.
В предыдущие дни Фелина снова и снова тайком пробиралась в часовню, ища утешения в молитве.
Хотя тишина храма успокаивала Фелину и вселяла в нее веру, она все больше осознавала, как не хватает ей внутренней покорной набожности ее матери и младшей сестры. Она скорее полагала, что всемогущий Господь дал своим созданьям разум и руки, чтобы они сами справлялись со всеми трудностями, а не ждали пассивно помощи свыше. К сожалению, он явно переоценил мудрость и силы сотворенных им христиан.
По крайней мере, ее мудрость и силу. Хотя Фелина ломала голову до боли в висках, она так и не решила, с чего начать и куда бежать. Испытывая заторможенность всех восприятий, она и боялась, и желала возвращения Филиппа. Куда бы ни направилась, она хотела напоследок еще раз увидеть Филиппа, взять с собой воспоминания о последнем поцелуе, последних объятиях.
Тишину в покоях нарушало только шуршание материи и потрескивание дров в камине. Вскоре придется зажигать свечи, так как снаружи туман над рекой уже смешался с сумерками, образуя плотное покрывало.
Стук закрываемой крышки означал, что Иветта, закончив укладывать одежду, ждала дальнейших распоряжений. Приглушенный шум прервал печальные размышления Фелины.
