Виктория Холт - Таинственный пруд (Том 2)
— Благодарны за то, что у нас есть! Именно так я и собираюсь жить…
Морвенна сообщила мне, что Джастин согласился отправиться в Корнуолл и работать вместе с отцом.
— Теперь я так счастлива! Мне очень не хотелось бы расставаться с родителями, а они обожают Патрика. У меня все так хорошо уладилось! Если бы и у тебя все так сложилось, Анжелет.
— И у меня будет все в порядке, — сказала я. — Меня окружает моя семья… Да разве не чудесно просто быть дома? И еще у меня есть Ребекка…
Таким образом я вернулась в Кадор.
* * *Там постарались, чтобы мне все понравилось. Мою комнату привели в такой вид, будто я никогда и не покидала ее, но в ней поставили колыбель.
— Я подумала, что тебе хочется поначалу держать Ребекку при себе, сказала мне мать, — но как только ты решишь, мы подготовим для девочки детскую! Уже несколько служанок просят, чтобы им позволили обслуживать тебя. Я думаю поговорить с нянюшкой Кроссли: очень уж она хорошо справлялась и с тобой, и с Джеком.
— Давай пока немножко подождем, хорошо? — попросила я. — Ребекка еще совсем маленькая! Я сама ухаживала за ней в Австралии… Поначалу мне помогала местная акушерка, а уж с такой кучей помощников, как здесь, я и подавно управлюсь!
— Я понимаю, ты еще не совсем пришла в себя, это естественно. Отец сказал, что понадобится время для того, чтобы все улеглось после того, что тебе пришлось пережить в Австралии.
Похоже, что за время моего отсутствия Джек стал совсем взрослым. Он приветствовал меня менее эмоционально, но так же тепло, как родители. Теперь он много занимался делами поместья вместе с отцом. Он очень интересовался Австралией и забрасывал меня кучей вопросов. Родители прислушивались к этому озабоченно, опасаясь, что разговоры на эту тему могут разбередить мои раны.
* * *Морвенна часто приезжала в Кадор, а я ездила в Пенкаррон. Она была просто счастлива: Джастин решил поселиться здесь, и ее отец нашел, что у него превосходные деловые качества. Патрик стал чудным двухлетним ребенком — на год старше Ребекки; частенько они весело возились вместе.
Конечно, я не могла не пойти к пруду. Выглядел он так же загадочно, и воспоминания о случившемся вновь нахлынули на меня. Я стояла на краю темной воды, пытаясь вообразить, что кроется под ее поверхностью. Все это время он лежал там, на дне пруда, который, как говорили, был бездонным.
Я каталась вдоль берега моря, доезжая до старого лодочного сарая, ездила в город и на рыбный мол. Казалось, что здесь ничто не изменилось. Как и раньше, рыбацкие суденышки танцевали на волнах; как и раньше, мужчины чистили рыбу, а старики, сидевшие на камнях, чинили сети. В дверях стояла миссис Фанни. — Доброго здоровья вам, мисс Анжела! Значит, вернулись, да? И малыша, гляжу, с собой привезли? Ужас, конечно, что с вашим муженьком случилось! Ну что, теперь, миленькая, сделаешь, хорошо хоть вы вернулись, за границу-то ездить никому на пользу не шло!
Мисс Грант, занимавшаяся в своей лавке вышиванием, окликнула меня:
— До чего же хорошо, что вы вернулись, мисс Анжелет!
Старый Пеннилег и его бармен, закатывавший бочки в подвал, окликнули меня:
— Приветствуем вас дома, мисс Анжелет!
На меня смотрели с сочувствием — на вдову, чей молодой муж погиб столь благородно, при таких трагических обстоятельствах.
* * *Я сказала матери:
— Ничто не меняется в Полдери. Все выглядит таким же, как всегда.
— Да, люди умирают и рождаются… Ты помнишь старого Рубена Стаббса, который жил возле пруда Бранока?
Как всегда, при упоминании этого места я насторожилась.
— Как же не помнить старого Рубена! Своеобразный человек! У него ведь есть дочь?
Дженни, по-моему?
— Как раз об этом я тебе и хочу сказать: Рубен умер еще до вашей свадьбы.
Я помнила его: неопрятный старик, похоже, вечно занимавшийся сбором дерева, выброшенного прибоем на берег. Когда я его видела, у меня всегда возникало какое-то нехорошее ощущение. Он смотрел на людей, проходивших мимо его домика, так, словно боялся, что они у него что-то украдут, а Дженни, его дочь, была, как говорили, связана с нечистью.
— Я как раз собиралась сказать тебе про Дженни, — продолжала мать. Она всегда была несколько странной, ты же сама помнишь… Разгуливала, разговаривая сама с собой, пела. Если к ней обращались, она пугалась и отворачивалась.
Ну, так вот, после смерти отца она стала совсем странной.
Твой отец сказал, что ее следует оставить в покое, что она безвредна. Дженни поддерживала чистоту в домике: этим она всегда занималась, а уж после смерти отца там все стало прямо сверкать! Она понемножку подрабатывала на фермах, когда там требовались дополнительные рабочие руки. В общем занималась всем понемногу, ничего особенного за ней не замечалось, а странной она была всегда. Ну, и что, ты думаешь, произошло? Дженни родила ребенка!
— Она вышла замуж?
— О нет, никто не знает отца ребенка. Хотя был здесь мужчина, который чинил изгороди и помогал фермерам: что-то вроде сезонного рабочего: то сенокос, то уборка, то сев и так далее. Он с ней разговаривал, и она, видимо, его не боялась. Ну, так вот, он куда-то исчез, а у Дженни через некоторое время родился ребенок, примерно в то же время, что и Ребекка. Все ждали, что произойдет, но вмешиваться не пришлось: Дженни совершенно изменилась, стала совсем нормальной. Ни одна мать так не заботится о своем ребенке, как она! Самое настоящее чудесное исцеление! Ты видела ее домик, когда ходила к пруду?
— Я… я не хожу туда.
— Ну, еще увидишь ее в городке… Всегда с ребенком!
— Я очень рада за нее. А каков был приговор общества? Что сказала миссис Фанни, я предполагаю!
Мать рассмеялась.
— Понятно, что без упоминаний о Судном Дне не обошлось, ты же ее знаешь, но Дженни на это, конечно, не обращает внимания.
Я хорошо понимала, насколько изменилась жизнь Дженни: у меня самой был ребенок.
Прошло лето, потом — осень, наступило Рождество. Пенкарроны провели его вместе с нами. Мои родители постарались отметить его по-особому, поскольку я вернулась домой, а в семье появился новый член, для которого это было первым Рождеством.
Ребекке было почти два года. Мне с трудом верилось, что я так давно не виделась с Беном. Я продолжала постоянно думать о нем. По правде говоря, я вспоминала его все чаще. Сначала меня занимали возвращение домой и встреча с семьей, а теперь, когда эти волнения улеглись, во мне вновь ожили воспоминания. Я старалась судить Бена построже. Он был амбициозен — я всегда знала это. Он жаждал денег и власти — это было весьма распространенной чертой у мужчин. Он желал во всем побеждать — должно быть, мой отказ был первым его настоящим поражением. Теперь я очень ясно понимала это. Теперь я все прекрасно понимала, а главное, что я не смогу никогда быть счастлива без Бена, меня всегда будут преследовать мысли об упущенной возможности. Я не осуждала его за то, что он сделал, поскольку, когда любишь человека, любишь его не только за достоинства, но и за слабости. Я попыталась избавиться от этих мыслей, полностью погрузившись в рождественские заботы.
