Элизабет Деланси - Нежное прикосновение
За Анной была полосатая занавеска. Стефену было интересно знать, сможет ли он прижать ее спиной к стене. Ему страстно хотелось прижаться к ней всем телом, держать в своих руках ее груди… Он уже был твердым, а до нее еще даже не дотронулся.
— Иногда мне хочется быть некрасивой.
— Ах, дорогая, да ты этого совсем не хочешь! — Стефен подвинул руку к ней, надеясь, что она не заметит.
Она заметила.
— Ваши руки… так ужасно выглядят.
Стефен расставил пальцы. Его рука была широкой и плоской, как доска, пальцы перекручены и разбиты. Он убрал руку со стены, поднял к ней для изучения, благодарный за ее интерес.
— А вот эта даже хуже, — заметила она.
— Инструменты моей работы. Не очень красивые, правда?
Анна помедлила, потом потрогала шрамы. Стефен мало что почувствовал, но ему нравилось, когда она к нему прикасалась, и он не хотел ее останавливать.
Анна взглянула на него:
— Конечно, они должны калечить.
Стефен подал ей левую руку, а правой опять оперся о панель.
— Иногда калечат… Когда погода мокрая.
Он заглянул ей в глаза и увидел, что ее осторожность исчезла.
— Боксеры так боли не чувствуют, как чувствуют ее большинство людей. После первой пары ударов ты больше вообще ничего не чувствуешь.
Анна улыбнулась своей сияющей улыбкой, от которой у него слабели ноги.
— Я не верю в это, — заметила она.
— Клянусь честью — правда!
— Болтовня, вот что это.
— Мужик должен быть глупым или с каменной головой, чтобы идти на призовой ринг.
Анна склонила набок голову:
— И кто же вы?
Стефен глядел на ее пальцы, все еще лежащие на его ладони.
— Когда-то я был и тем, и другим. Мне нравилось противостоять другим мужчинам. И нравилось чувствовать ярость. — Он пожал плечами. — Ради этого я на все шел…
У Анны между бровями залегла морщинка.
— Это стыдно, разбивать так руки.
— Кулаки легче разбивать, чем головы. — Он улыбнулся ей. — Это звучит хуже, чем есть на самом деле, дорогая.
Она пробежала кончиками пальцев по его ладони, и Стефен не смог больше себя сдерживать. Он схватил ее и прижал к стене.
Анна оттолкнула его:
— Стефен…
— Один только поцелуй перед сном.
Она покраснела. Глаза смотрели в глаза, не отрываясь, — они выдержали его пристальный взгляд почти с отчаянием. Она боролась, но он не знал — с ним или с собой.
— Единственный поцелуй! Клянусь, больше ничего не буду делать!
Ее губы дрожали, ничего не решая, а потом… она закрыла глаза. Он поцеловал ее, стараясь быть ласковым, боясь испугать ее. Ее рот неожиданно потеплел… Она закинула руки ему за спину и разрешила прижаться к ней. Она пошевелилась еле-еле заметным движением, слабо изогнув тело, но это сделало его желание таким сильным, что он испугался за свой рассудок. Огромным усилием воли он держал свое тело под контролем, но в воображении своем овладел ею. Мысленно он поцелуями раздвинул ей бедра, обследовал самые сокровенные местечки и заставил ее от восторга содрогнуться.
Когда она отодвинула лицо, Стефен ни за что больше не боролся. Просто продолжал блаженствовать и вдыхать аромат ее волос, ее тела.
— Ну, что я могу поделать, Анна?
Он знал, что она понимает его — он хочет больше, он хочет все. Он не знал, как смог остановиться, не овладев ею, не имея возможности проделывать все то, что нарисовал себе в воображении.
— Не целуйте меня больше, — прошептала она. — Никогда!
Он отклонился назад, взглянул ей в лицо и провел суставами пальцев по ее губам:
— Может ли вода течь на вершину?
Она улыбнулась, но в глазах была мольба.
— Пожалуйста…
Она выскользнула из кольца его рук и скрылась за занавеской, не обернувшись.
Стефен поднял с пола ее рабочую сумку. Машинально повертел ее, желая знать — он с ума сходит по Анне только из-за того, что у него так долго не было женщины, или… Все эти последние месяцы в Ирландии он был целомудрен, как священник…
Подумав, Стефен, решил, что дело не в этом. По крайней мере, не только в этом. С Анной все было, как ни с какой другой женщиной. С ней было так, как если бы вообще не было других женщин.
ГЛАВА X
Утро затворничества Рори провел, растянувшись на своей полке, просматривая книгу о боксерах призовых матчей, завернутую в бумагу. Анне, которая делала кисти для оперной сумочки миссис Чарльз, он предложил почитать вслух описание боя между ирландцем из Корка Янки Саливэном и Хэмером Моуреном, который, по словам Рори, был близким другом Стефена.
Анна отказалась:
— Не надо бы и тебе забивать голову историями боксеров, когда ты можешь почитать книжку об Америке. Не вредно хоть немного узнать о своей новой родине.
Рори повалился на живот и вздохнул:
— И подумать к тому же о том, что ты натворил вчера, не послушав отца. Глупо и опасно было спускаться в машинное отделение. И грязь к тому же! Чтобы отстирать твои вещи, мне понадобилось не меньше часа.
Рори не шевелился.
— Ты могла отдать мою рубашку стюардессе… Она бы выстирала. Так сказал мой папа.
Анна колюче взглянула на него:
— Я могу сама все сделать, если уж идет речь об уходе за тобой. Но не нужно создавать работу другим только из-за того, что тебе захотелось измазаться сажей.
Рори подпер подбородок кулачком и наблюдал за работой Анны.
— Мне хотелось бы, чтобы в Нью-Йорке ты жила с нами.
Руки Анны остановились. Она не отваживалась думать об этом. Она уже почти соскользнула к погибели, чувствуя то, что никогда в жизни не ощущала; по собственной воле делая то, к чему раньше ее принуждали.
— Ну, я не буду жить с вами, вот и весь сказ! — ответила она. — Буду заниматься более увлекательным делом, чем починка да стирка для вас.
Рори хотел было запротестовать, но в дверь постучали. Анна удивленно посмотрела на дверь. Стефен тренировался с мужчинами из четвертого класса, да он никогда и не подумал бы постучать перед тем, как войти.
Снова раздался стук. Анна отложила работу, Рори скатился на самый угол полки.
— Это мистер Кинкейд! Он опять за мной пришел!
— Ерунда, — успокоила Анна.
Она открыла дверь и увидела горничную миссис Смит-Хэмптон. Девушка протянула Анне записку и сказала:
— Я подожду ответа.
— Тогда войдите, — пригласила Анна. Она развернула записку. «Дорогая миссис Флин, — прочитала она. — Есть ли у вас возможность найти время, чтобы отделать кружевом оборки на моем концертном платье? Если да, то я зайду к вам в 11 часов. Миссис Смит-Хэмптон».
Анна взглянула на часы — было десять. Боже мой, она и не заметила этого за работой. Оперная сумочка миссис Чарльз должна быть готова к завтрашнему дню.
