Эмилия Остен - Пока корабль плывет
Мэгг обернулась.
- А вы постоянно стоите ночную вахту, капитан?
- Нет, - сказал Сильверстайн, - поднимайтесь сюда. А впрочем, стойте где стоите. Я к вам сейчас приду.
Он вполголоса сказал что-то рулевому, который ответил обычным: «Есть, капитан», - и сошел на палубу.
Мэгг отчего-то занервничала, когда Сильверстайн оказался слишком близко. Днем он ее не пугал, а ночью…
Они прошли ближе к носу судна, и тут Мэгг поняла, что не так: корабль не двигался!
- Что случилось? - она подняла голову и увидела обвисшие паруса.
- Штиль. Такое бывает в здешних широтах. - Рэнсом прислонился к мачте и скрестил руки на груди. - Присаживайтесь, мисс, если уж не спите. Вон бочонок.
Но Мэгг садиться не стала, а подошла к борту и огляделась.
Ночь была роскошная. Среди созвездий нашлись незнакомые - интересно, как называется вон то скопище звезд, повисшее у горизонта? Млечный Путь лился через все небо, мерцая в невообразимой дали. Небесная Дорога, Тропа Богов, как его называют еще?.. Древние греки считали, что Зевс подложил своего сына от смертной женщины спящей Гере, чтобы Геракл выпил божественного молока и получил бессмертие. Гера, проснувшись, увидела, что кормит не своего ребенка, и оттолкнула его от себя. Брызнувшая из груди богини струя молока превратилась в Млечный Путь.
Океан был тих, но подвижен: «Счастливица» еле заметно приподнималась и опускалась. Океан дышал. Мэгг и представить себе не могла, какая толща воды держит сейчас корабль.
На носу еле заметно покачивался фонарь. Обвисшие паруса казались частью Млечного Пути.
Сильверстайн за спиной Мэгг проговорил негромко:
Ночь. Море спит. О, как в подобный час
Мы ждем любви, как верим, что любили,
Что друг далекий ждет и любит нас,
Хоть друга нет, хоть все о нас забыли…[3 - Джордж Гордон Байрон. «Паломничество Чайльд Гарольда». (Перевод В. Левика.)]
Мэгг с улыбкой повернулась к нему:
- Вы знаете хоть одного поэта, кроме Байрона?
- Знаю. Но Байрон подходит лучше всего.
- Вы считаете, что он все описал?
- Не все. И до него были. Мы сейчас плывем, словно в Крестовый поход, только немного не в ту сторону. - Рэнсом усмехнулся. - А Бог везде, не только в Палестине. Правда, забавно?
- Не вижу ничего забавного, - обронила Мэгг.
Он помолчал и вновь заговорил стихами:
Земная жизнь была забот полна,
Пускай теперь при первом бранном зове
Себя отдаст за Господа она.
Войдем мы в царство вечных славословий,
Не будет смерти. Для прозревших внове
Блаженные наступят времена,
А славу, честь и счастье уготовит
Вернувшимся родимая страна…[4 - Конон де Бетюн. «Увы! Любовь, зачем ты мне велела». (Перевод Е. Васильевой.)]
- Это про вас?
- Это про нас, - сказал капитан, - про нас, странствующих и повествующих, про нас, остановившихся сейчас в океане, про нас, идущих завоевывать новые земли. Война все еще полыхает в Китае - не боитесь там оказаться, Мэган?
- Мэгг, - поправила она его, - и нет, я не боюсь.
- А я вот боюсь за вас, Мэган, - сказал Сильверстайн, упрямо называя ее полным именем. - Вы так смело бросились вперед, не подозревая, что вас ожидает. Кто знает, что вам предстоит. Запомните этот миг, как и я запомню. Сейчас так спокойно, все спят на корабле. Бодрствуют только вы, я, вахтенный да рулевой. Ах да, еще впередсмотрящий, но он нас не видит и думает, что он один под звездами. Пока мы еще приманим ветер, пройдет много времени. Вы верно не боитесь, Мэгг?
- Чего мне бояться? - спросила она. - Я вас совсем не понимаю.
Может быть, он пьян, оттого и говорит загадками? Мэгг все-таки села на бочонок. Темнота была не слишком густой - и пускай фонарь на носу еле-еле теплится, вода отдавала звездный свет. И даже лицо капитана оказалось нетрудно разглядеть. Рэнсом смотрел на океан без улыбки.
- Не хочу говорить о войне, - сказала Мэгг, так и не дождавшись ответа. - Не хочу пока. Лучше расскажите мне что-нибудь красивое, Рэнсом.
Капитан повернулся к ней, и задумчивое, тяжелое выражение исчезло с его лица.
- Красивое?
- Здесь такие роскошные ночи… - Мэгг чувствовала, что может говорить, не опасаясь, что ее неправильно поймут. В темноте и посреди океана - гораздо легче, чем в собственной гостиной, при свечах. Даже близкой подруге. Даже Артуру… - Никаких слов любого языка не хватит, чтобы их описать. В первый раз, когда я увидела небо над южным океаном, я стояла, запрокинув голову, так долго, что заболела шея… Сочный бархат неба со слезинками звезд завораживает, затягивает… У нас, на севере, небо другое - по ночам над моим домом сонно светится Большая Медведица, а зимой над горизонтом поднимается Орион, но звезды похожи на точки. Здесь же…
Граф издал короткий смешок.
- Вы так смотрели на Млечный Путь. Ладно. Я расскажу вам легенду, какую не знает почти никто из европейских моряков. Один мой друг, Этьен Дьюк, как-то ходил в Новый Свет, путешествовал по Америке - он любознателен, и суша ему не менее интересна, чем моря. Однажды он познакомился со старым индейцем, который и поведал ему о Млечном Пути. Дьюк говорит, что такие истории хорошо рассказывать детям - а я расскажу вам…
Мэгг тихо засмеялась. Вот теперь это был уже привычный ей капитан Сильверстайн.
- В начале времен, говорил тот индеец, задолго до прихода бледнолицых, жили на земле две сестры. Одну звали Бирюзовой Девой, другую Девой Белой Раковины. Обе они были, разумеется, божественного происхождения, у индейцев боги до сих пор ходят среди людей; но точно так же, как и смертные, занимались хозяйством и даже не прочь были выйти замуж. Однако земля была почти совсем пуста, и пришлось сестрам со свадьбой повременить. И вот, чтобы чем-то заняться, а не сидеть просто так, придумала старшая из сестер, Бирюзовая Дева, учить людей, малочисленных и совсем не образованных, как добывать огонь, как строить жилища, как охотиться на бизонов, и прочим полезным вещам. Вторая же сестра, Дева Белой Раковины, оставалась дома. А жили сестры не где-нибудь, а на самом краю земли, хотя не исключено, что это было только побережье Атлантического океана. Во всяком случае, легенду Дьюк услышал там… И вот пока Бирюзовая Дева бродила по прериям, занимаясь миссионерством, Дева Белой Раковины терпеливо вела хозяйство и дожидалась сестру у домашнего очага с горячим ужином и теплыми домашними тапочками. Но земля-то у индейцев была большая, и поспевать каждый вечер домой становилось все труднее. Вот тогда Бирюзовая Дева и придумала не возвращаться пешком, а плыть в челноке прямо по небу. А поскольку само по себе небо довольно сухое, то верховное божество специально для Бирюзовой Девы организовало там реку. Так и появилась Белая Река. В начале ночи Бирюзовая Дева возвращалась по Белой Реке домой, а в конце снова отправлялась на работу. - Сильверстайн помолчал. - Увы, ничто не вечно, и у Бирюзовой Девы случилась несчастная любовь с самыми драматическими последствиями. Они с сестрой - Девой Белой Раковины - оказались соперницами. И пришел черед интригам и разочарованиям, нарушенным клятвам и роковым случайностям. Так, увы, всегда бывает. В результате Бирюзовая Дева решила удалиться из нашего несовершенного мира и в последний раз явилась людям в виде капли бирюзы на вершине самой высокой из Скалистых Гор. На память о себе разочарованная добросердечная красавица оставила нам теплый летний дождь. Когда индейцы попадают под ласковые тихие капли, они непременно вспоминают о Бирюзовой Деве. И еще когда в ясную ночь смотрят на небо. Потому что Белая Река там так и осталась. А забвение, как мы можем понять из этой легенды, - вот истинная награда за добрые дела.
