Сюзанна Энок - Уроки плохих манер
— Я знаю, что приемлемо, а что нет, — вслух произнесла Тереза. — И вообще: то, что я посещаю раненого солдата, достойно восхищения. Это фактически мой долг.
Амелия скептически посмотрела на нее.
— Кого ты пытаешься убедить? Я смотрю, ты во многом преуспела: помогала его оперировать, брила, — а теперь намереваешься накормить? — спросила кузина, которую не слишком убедили слова Терезы.
— Безусловно.
— Но у него есть камердинер.
— Он не доверяет незнакомцам и не желает, чтобы кто-либо приближался к нему с острой бритвой в руке.
— А тебе он доверяет?
Кровь обожгла щеки Терезы.
— Полагаю, что да.
— Почему?
Тереза пожала плечами:
— Я разговариваю с ним открыто и искренне. Очевидно, он ценит честность.
— Думаю, не только это.
— Что ты хочешь этим сказать?
Амелия глубоко вздохнула.
— Мужчины вьются вокруг тебя, Тесс. Так почему бы и Толли не стать одним из твоих обожателей? Он весьма привлекателен. Но я также знаю, что в течение последних нескольких лет ты пишешь пособие по благопристойному поведению. Так вот, то, что сейчас происходит, не вписывается ни в одну главу твоего произведения.
— В таком случае я, пожалуй, включу это в очередное издание.
В словах Амелии присутствовал здравый смысл, Тереза это понимала. Никогда еще она не кормила, не брила совершенно незнакомых, а тем более не нравившихся ей мужчин. Ей даже не пришло бы в голову побеседовать с ними. Ну и как соотнести это ее… увлечение Толли Джеймсом с правилами хорошего тона? Ее отношения с ним никак нельзя было назвать благопристойными, даже несмотря на то что общение с Толли доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие.
— В таком случае поступай как знаешь. Только запомни вот что. Вчера Стивен пригласил на ужин лорда Хаддерли. Он счел, что если сам глава Ост-Индской компании навестит Толли и поблагодарит за службу и самопожертвование, моему деверю будет проще вернуться в общество. Кроме того, мы надеялись, что присутствие в доме такого гостя поможет пресечь отвратительные сплетни о Толли. Однако лорд Хаддерли отклонил приглашение.
О Господи.
— А Толли знает об этом?
— Нет. И прошу тебя, не говори ему. И вообще хочу предупредить тебя, Тесс: будь осторожна.
Однако прежде, чем Амелия продолжила читать нотации, Тереза вернулась в спальню к Толли, который по-прежнему сидел на кровати с подносом на коленях. На мгновение она остановилась. Сегодня утром в обществе этого мужчины она, казалось, была не в состоянии думать о нависшей над ее головой опасности. И уж тем более о том, что она сама добровольно шагает ей навстречу. Это совсем на нее не похоже.
Толли внимательно посмотрел на Терезу:
— В вас вбили немного здравого смысла?
В ответ на ее лице появилось выражение притворного недовольства.
— Если бы я прислушивалась к каждому совету, то давно уже была бы женой графа Лорча. Вернее, пошла бы по стопам покойной леди Лорч, потому что он, черт бы его побрал, уже отправил на тот свет две жены в стремлении производить на свет детей чуть ли каждый божий день.
Тереза уселась в кресло, стоящее возле кровати, чтобы допить чай и доесть гренки.
— А почему вы не замужем? — внезапно спросил Бартоломью. — Лорда Лорча мы уже исключили, но и без него армию ваших поклонников можно было бы выставить на защиту Фермопил от персидских захватчиков.
Тереза фыркнула.
— У меня нет трехсот ухажеров, но все равно спасибо за сравнение.
В глазах Бартоломью заплескался смех, но только на мгновение. Еще несколько дней назад Терезу чрезвычайно трудно было бы убедить в том, что полковник обладает чувством юмора, несмотря на рассказы Вайолет о веселом нраве ее брата. Тереза не знала, что заставляло Толли сдерживаться: боль, чувство вины или нечто иное, — но рада была услышать в его голосе даже легкий намек на смех. Для нее было жизненно важно помочь Толли вновь обрести радость жизни.
— Вы не ответили на мой вопрос, — выждав немного, произнес Толли.
Тереза пожала плечами и принялась отряхивать пальцы от крошек, одновременно обдумывая ответ. Есть вещи, которые она не хотела обсуждать ни с кем.
— Теперь, когда Амелия вышла замуж и переехала жить к супругу, наша семья состоит лишь из меня, моего брата и нашей бабушки, — наконец произнесла она. — Мы довольно богаты — я не хвастаюсь, а просто констатирую факт. Майкл обещал поддерживать меня даже в том случае, если его жена окажется сущей мегерой, а я останусь старой девой. Так что я не испытываю ни малейшего желания броситься в замужество, как в омут с головой.
Бартоломью улыбнулся, и в его глазах заплясали искорки.
— Весьма дальновидно с вашей стороны — предусмотреть появление мегеры-невестки.
— Согласна. Хотя я ни за что не позволю брату жениться на такой женщине. — Тереза тщательно взвесила свой следующий вопрос. Лучше уж сначала разведать обстановку и только потом бросаться в атаку. Она вопросительно вскинула бровь. — А почему не женаты вы?
Долю секунды Бартоломью смотрел на Терезу.
— А вы не понимаете? Я просто сломан.
— Но с вашими рефлексами все в порядке. И вы способны дарить потрясающие поцелуи, если вам интересно мое мнение.
— Спасибо за комплимент, но мы оба знаем, что я совсем не это имел в виду.
Тереза аккуратно сложила руки на коленях.
— Так в чем же тогда это выражается? — наконец спросила она.
— Кроме тех ран, что видны невооруженным глазом?
К облегчению Терезы, Толли не разозлился, и она осторожно выдохнула. Как долго она сможет еще испытывать его терпение сегодня утром, она не знала, но если наградой послужит еще один поцелуй или скупая улыбка, она готова рискнуть. Было нечто совершенно захватывающее в том, чтобы чувствовать влечение к столь необычному мужчине. Ничего подобного Тереза прежде не испытывала.
— Да, кроме того, что ваша нога изуродована.
Бартоломью отвернулся и посмотрел в окно.
Взору Терезы предстал его профиль.
— Вы уже рассказывали мне, что вас бросили в яму.
— По-моему, этого достаточно.
— Я тоже должна поведать вам кое-что. И мой рассказ вас вряд ли обрадует. — Тереза на минуту замолчала. Она изо всех сил старалась не досадовать на то, что Толли не захотел с ней откровенничать. — В городе поползли слухи о том, что вы якобы пытались свести счеты с жизнью. Думаю, это из-за визитов доктора Прентисса.
— Это потому, что люди не хотят моего присутствия здесь, — ответил Бартоломью, и его губы сжались в узкую полоску.
— Слишком категоричное заявление.
