Роберта Джеллис - Меч и лебедь
Во время ужина Кэтрин предалась собственным мыслям по поводу услышанного от леди Уорвик. Она рассеянно смотрела перед собой и почти не говорила.
Молча она села за вышивание, настолько поглощенная своими мыслями, что не услышала, что капеллан закончил читать проповедь. Ее муж, не говоривший с ней после утренней сцены, бросал на нее удивленные взгляды: не в ее обычаях было оставаться настолько невнимательной к своим гостям. В конце концов, когда она так и не шелохнулась, он приказал Мэри сопровождать лорда и леди Уорвик в их спальню. Некоторое время он наблюдал за Кэтрин, глядя, как играют блики от свечей и факелов в ее светлых волосах, как жемчужно-белы ее длинные тонкие пальцы, как ловко они управляются с иглой.
Это была минута покоя, и если бы не горькие думы, источившие его сердце, лорд Рэннальф с полным основанием мог бы сказать, что счастлив.
— Сударыня, где мой плащ?
— Ваш плащ? Разве вам холодно?
— Мне не холодно. Просто я иду в деревню. Кэтрин вспыхнула от возмущения.
— Неужели вы недостаточно меня унизили? Вы идете в деревню, чтобы искать шлюху в первую же ночь после приезда?!
— Попридержи язык, глупая женщина! Тебе повезло, что я действительно не хочу тебя унизить. Я мог бы взять в постель твою служанку, а тебя заставил бы ждать под дверью! Будь довольна, что я терпелив. Пусть некоторые считают меня вспыльчивым, но я никогда не хотел отплатить тебе той же фальшивой монетой.
— Той же фальшивой монетой?! — Кэтрин задохнулась от возмущения. — В чем заключается мой обман?! Разве я не была послушной женой или плохо заботилась о ваших детях?
Рэннальф горько усмехнулся.
— Для этого я мог бы нанять няньку и управляющего.
Кэтрин тяжело вздохнула.
— Подобным словам может быть только одно объяснение: я не дала вам наследника земель Соук. Но едва ли в этом стоит обвинять меня. Ведь вы предпочитаете обыкновенных шлюх.
— У них есть свои преимущества.
— Для того, кто жаждет греха, конечно. В это я могу поверить.
— Что?
Рэннальф был ошеломлен таким объяснением холодности Кэтрин. Чем холоднее становилась Кэтрин, тем сильнее он распалялся. Это он упустил из виду. Вполне возможно, что она верит в греховность супружеских отношений. Священники причитают о греховности страсти. Многие даже утверждают, что предаваться наслаждению с супругой равносильно прелюбодеянию. Если бы он был уверен, что она так думает, он мог бы смириться и принимать ее холодность, пока она не изменится. «Завтра же, — решил Рэннальф, — поговорю с ее капелланом». Если священник его не послушается, найдется множество других голодных церковников, которые будут счастливы занять его место и делать все, что им велят.
— Ты меня прекрасно расслышал, — ответила, задыхаясь, Кэтрин. — Я не собираюсь повторять сказанное. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, в чем я не виновата. Хватит того, что тебе не нравится все, что я делаю. Бери кого хочешь в свою постель…
— Кэтрин, попридержи язык, — повторил Рэннальф, на этот раз довольно спокойно. — Если бы кто-нибудь видел, что после того, что ты мне сейчас говорила, я не огрел тебя плеткой, он подумал бы, что я сошел с ума.
Она была слишком разгневана, чтобы оценить его юмор.
— Тогда не мешкай, умоляю. Это как раз то, чего мне так не хватает для счастья. Мой труд ты презираешь, мою заботу…
— Возможно, если бы ты так не жаждала комплиментов, то получила бы больше.
Рэннальф поддразнивал ее, но Кэтрин не предполагала, что он способен на это. К тому же у нее не было настроения шутить. Она внимательно смотрела на мужа, как бы решая, что означает этот его неожиданно веселый тон.
— Ну вот, уже лучше, — рассмеялся Рэннальф. — Немая женщина всегда приятнее, чем сварливая. Раз уж тебе не терпится обеспечить меня наследником, то с Божьей помощью это можно устроить. Только если ты действительно замолчишь.
— Я не сказала, что хочу этого. У тебя мысли такие же скверные, как и слова. Я лишь сказала, что не желаю, чтобы меня несправедливо обвиняли.
Рэннальф рассмеялся. Вся его серьезность улетучилась. Кэтрин почувствовала, что сейчас умрет от стыда. Мало того, что он, кажется, действительно предпочитает деревенских шлюх, так еще осмелился бросить ей в лицо, что она выпрашивает у него ночь. Это было нестерпимо. Ее глаза наполнились слезами бессильного гнева.
— Если ты будешь говорить в том же духе и рассказывать обо мне эту историю, я убегу!
— Убежишь? Нет такого места, где бы я не смог тебя достать. А что за история?
Ее лицо горело от стыда, на длинных ресницах сверкали слезы. — Нет, Кэтрин, — успокаивал он ее, поняв, что его насмешки действительно больно ранили ее душу. — Это всего лишь шутка. Тебе следовало бы получше знать меня, чтобы не сомневаться, что я не могу рассказывать такие басни о своей жене. У меня найдется достаточно тем для разговоров с друзьями!
Кровь отхлынула от ее лица, но она все еще злилась. Конечно, он о ней не думает, она же его собственность. Он никогда не хотел жениться, был слишком ленив и высокомерен, чтобы привлечь хоть какую-нибудь женщину, кроме потаскухи. Вы только посмотрите на него! Такой же грязный и нечесаный, как и тогда, когда она впервые увидела его. А в какие лохмотья он превратил одежду, которую она оставила ему в Лондоне! Понятно, почему леди Аделисия ничего не хотела делать.
Кэтрин просто была в отчаянии. Она пыталась справиться с собой, но обида и гнев клокотали в ее раненом сердце. Если бы она сейчас могла заглянуть в душу своего мужа, то наверняка ужаснулась бы еще больше — он любовался ею: она была такой восхитительно близкой! Видимо, гордость, замешанная на боли, была самым понятным для него чувством, и если бы не запрет, данный Рэннальфом самому себе еще в детстве: сдерживать проявления чувств, особенно радости, то он подхватил бы это маленькое гордое создание на руки, прижал к груди и держал бы так, пока ее ретивое сердечко не угомонится.
Кэтрин только уловила, что выражение лица мужа резко изменилось, и если бы она не знала, что таким оно бывает, когда он хочет ее, она бы в страхе убежала. Но Рэннальф и сам опасался, что сейчас она повернется и убежит на женскую половину, а его пресловутая гордость не позволит ему даже головы повернуть в сторону ее удаляющихся шагов.
И Рэннальф не выдержал: в конце концов, она его жена, он хочет и может обладать этой женщиной! Он грубо и стремительно схватил ее и потащил вверх по лестнице, втолкнул ее в опочивальню и остановился в проходе.
Услышав шум, появились Мэри и две служанки.
— Вон! — грозно рявкнул на них Рэннальф. — Мы сами справимся!
Служанок как ветром сдуло, но Мэри, увидев, что Кэтрин дрожит, подошла к ней и прошептала:
